Кинопресса встретила брошюру в штыки. Типичной можно считать реакцию казанского журнала "Театр и экран", где в статье под характерным названием "Курьезный проект" о Дементьеве мимоходом брошено: "Очевидно, из школы субсидируемых "патриотов". Страх перед возможностью монополизации объединил предпринимателей, и они на месяц-другой даже забыли свои былые распри. Общий, постоянно повторявшийся аргумент против проекта сводился к тому, что чиновникам не под силу руководить искусством, что казенные театры постоянно находятся в упадке, а кино быстро развивается будто бы только благодаря конкуренции фирм.

Между тем при дворе проект Дементьева был принят вполне всерьез. К этому времени изменилось отношение царских властей к кино. Его уже более не расценивают как балаганный промысел, кинематографистам раздают ордена. Особое беспокойство царизма с 1915 года вызывал рост революционных настроений в армии, и первоначально проект монополии был связан с попыткой властей средствами кино поднять моральный дух солдат. Предполагалось, что кинематографом будет ведать состоявший под "высочайшим покровительством" Скобелевский комитет помощи увечным воинам и их семьям. Он был создан в 1904 году в связи с русско-японской войной, одной из его руководительниц стала сестра генерала Скобелева княгиня Н.Д. Белосельская-Белозерская. После окончания русско-японской войны о комитете как будто забыли (устав был утвержден только 25 февраля 1909 года). Однако перед первой мировой войной его деятельность активизируется, в 1912 году в нем созданы издательский отдел и киноотдел, специализирующийся на производстве военно-пропагандистских и военно-образовательных фильмов. Признанием расположения Николая II к Скобелевскому комитету явилось предоставление ему в начале войны монопольного права на фронтовые киносъемки. Одновременно комитет начал производство игровых картин, по большей части связанных с военной тематикой. Как бы готовясь к новой для себя роли государственного административного киноучреждения, Скобелевский комитет в марте -- апреле 1916 года выпускает единственный на то время в России киноофициоз, журнал "Экран России".

Этот журнал не привлек внимания историков кино, а между тем он существенным образом расширяет наши представления о политике властей в области кино. Интересна содержащаяся на страницах "Экрана России" развернутая критика кинематографа. Эта критика справа, основывавшаяся на брошюре Дементьева, подводила читателя к выводу, что капиталистическая конкуренция стала тормозом в развитии кино, что коммерсанты в погоне за прибылью забыли о воспитательном значении экрана. "Великий грех совершала русская кинематография, когда забывала о душе народа, о его жизни, красоте" (N 2--3, с. 6). Журнал шел дальше всех других киноизданий, утверждая, что разницы в этом отношении между отдельными фирмами нет. Еще один материал в том же номере -- корявое, но содержательное стихотворение Петра Беспалова:

Они пришли из лазарета

Еще усталые от-ран...

Но в сердце зов, и ждут ответа.

Быть может, даст его экран?

.................................................

Но светлый терем -- правды терем --

Здесь опустел, и в нем темно:

Здесь человек представлен зверем,

И правде места не дано.

Беспалов даже пользуется сходной с Дементьевым терминологией, называя кинотеатр теремом.

О том, как понимал "Экран России" народные запросы, мы узнаем из программной передовой статьи N 1, подписанной "Редакция". Здесь заявлялось: "Русский кинематограф должен быть здоровым и краснощеким, с ясными голубыми глазами и такой же ясной мыслью в голове". Однако коренным образом изменившееся отношение властей к кино вовсе не свидетельствовало, что они стали лучше разбираться в вопросах искусства. Журнал стремился подвести читателя к выводу, что без монополизации не обойтись, что она дело ближайшего будущего. В статье А. Зубова "Мытарства критики" читаем: "Несомненно, анонимная критика скоро должна смениться смелым свободным автором-критиком" (N 2--3). Н. Лаврский в статье "Актер экрана" критиковал систему актерских контрактов с фирмами и многозначительно заканчивал: "Мы накануне этой столь необходимой для экрана реформы" (N 1). В двух статьях "Пионеры русской кинематографии" о Дранкове и других говорится как о деятелях прошлого, хотя их фирмы продолжали выпуск картин. В редакционной статье "Налог на зрелища" (N 1) проводится мысль, что военный налог на билеты ударяет на 80 или даже на 100% по неимущим зрителям, но в горячее военное время без поступлений в казну от кино не обойтись. Журнал намекал, что налог можно будет отменить после проведения монополизации.

Рецензии на отдельные фильмы -- их "Экран России" начал печатать по примеру "Проектора" и "Пегаса" -- были проникнуты требованием официальной народности. Журнал расхваливал те картины, где "в надписях много здорового патриотического порыва" (рецензия на "Мародеров тыла", N 1), высоко оценивал "Пиковую даму", считая, что "иллюстрации" классики будут способствовать патриотическому воспитанию. Напротив, убежденный, что "кинематограф, по существу своему -- народный театр, театр масс, он должен нести им здоровую, простую пищу" (N 1), "Экран России" решительно критиковал мелодрамы, "лирический потоп". Подобно журналам фирм, беспардонно расхваливал продукцию своего издателя, Скобелевского комитета, и не упускал случая упомянуть о "высочайшем благорасположении" к нему.

Но на деле это "высочайшее благорасположение" не подкреплялось достаточной материальной поддержкой. О том, что Скобелевский комитет был крайне стеснен в средствах, можно судить по такому факту: на всем театре военных действий съемки вели только четыре оператора, и наладить выпуск регулярной военной хроники комитет не смог. Противопоставив себя всем русским кинофирмам, Скобелевский комитет предоставил прокатные права на показ своих фильмов французам, Пате, позднее Гомону, и восстановил против себя общественное мнение. "Сине-фоно" и журналы фирм выступили на сей раз единым фронтом. "И речи быть не может о каком-либо облагораживании экрана путем чиновничьей опеки",-- декларировал в конце 1915 года "Вестник кинематографии", характеризуя картины комитета как нечто бесконечно серое, стереотипное. Когда же комитет предпринял выпуск "Экрана России", "Вестник кинематографии" в N 118, вышедшем с опозданием, уже после закрытия журнала, посвятил ему сразу две резкие статьи.

Похоже, что Скобелевский комитет не задумывался о том, кому предназначается его журнал. Для широкого круга читателей-зрителей, а также для творческих работников кино он не представлял интереса. У кинопромышленников "Экран России" мог вызывать только раздражение и страх. Журнал не мог рассчитывать на рекламные объявления кинофирм, приносил убытки. Выпустив всего две книжки, Скобелевский комитет прекратил издание.

Между тем мысль о контроле над кино постепенно перестала в сознании властей соединяться со Скобелевским комитетом. Еще в сентябре 1915 года появился контрпроект, по которому правительство должно было в целях экономии ограничиться реквизицией кинотеатров и контролем над репертуаром, а производство фильмов оставить в руках частных фирм. Возможно, что внутри Скобелевского комитета идея монополизации могла наталкиваться на противодействие.

В конце 1916 -- начале 1917 годов различные организации и частные лица выдвигают ряд новых проектов реорганизации кино, и киножурналистика активно обсуждает их. Несомненно, отражал чаяния фирмы Ханжонкова проект, разработанный министром народного просвещения П.Н. Игнатьевым, делавшим упор на развитии производства учебных фильмов. На кинематограф спешат наложить руку министерство финансов, министерство внутренних дел, синод. Синод создал комиссию для выработки положения об исключительном пользовании кинематографом для научных, просветительских и трезвенных целей. Министр внутренних дел А.Д. Протопопов, поборник идеи полной монополизации, включая кинопроизводство, добивается созыва при Главном управлении по печати Особого совещания, и оно разрабатывает проект закона о надзоре за изготовлением, ввозом из-за границы и публичным воспроизведением кинематографических лент.