Вскоре Алданов уехал в Париж продолжать образование. Когда вспыхнула первая мировая война, вернулся в Петроград, участвовал в разработке способов защиты гражданского населения от химического оружия. Но им уже владели совсем иные жизненные планы. В Париже Алданов вдруг страстно заинтересовался сравнением русской и французской культур, начал работу над трактатом "Толстой и Роллан", сопоставлением нравственных систем двух выдающихся гуманистов.

Впрочем, любовь к химии тоже не угасла в нем. Во многих его романах герои - химики. В 1930-е годы, будучи очень известным прозаиком, он испытал период отвращения к литературной работе, задумал было, бросив писательское ремесло, вновь стать химиком. Этот план осуществлен не был, но на протяжении десятилетий Алданов время от времени выпускал научные труды. В 1937 году была издана его монография "Актинохимия" (он называл ее лучшим своим произведением), в 1951 - "К возможности новых концепций в химии". Двумя годами позднее в книге философских диалогов "Ульмская ночь" Алданов защищал такой взгляд: если писатель порой переключается на научно-исследовательскую деятельность, это обогащает его интуицию и наблюдательность, развивает аналитическое начало.

Музыковед Л. Л. Сабанеев, близко знавший Алданова в последние годы его жизни, рассуждал в воспоминаниях о том, что психике Алданова была свойственна особенность, редко встречавшаяся в русских писателях, именно "известная научность мыслей и даже чувств".

В книге Алданова "Толстой и Роллан" (1915) научный подход к миру и человеку охарактеризован как заслуга Толстого-художника. Эта книга привлекла внимание Софьи Андреевны Толстой, на нее написал положительную рецензию Ю. Айхенвальд, отметивший, что молодой автор обнаруживает зрелого и уверенного в себе критика, знатока истории культуры. Тем временем Алданов работал над вторым томом исследования "Толстой и Роллан". Законченная рукопись потерялась в годы революции.

Октябрьскую революцию Алданов, подобно многим российским интеллигентам, не принял. В 1918 году в Петрограде вышла в свет его публицистическая работа "Армагеддон", сыгравшая роковую роль в жизни писателя. Два собеседника, ученый и писатель, обсуждают в ней общественные проблемы. В книге предпринята попытка установить общие закономерности всех революций. Автор утверждал: революции обыкновенно "наводят на скорбные мысли", не оправдывают возлагавшихся на них надежд и приводят к порядку вещей худшему, чем был до них. Собеседники язвительно сравнивают революционных вождей с царями, предсказывают моральную деградацию революционного общества и даже выдвигают парадоксальную максиму: "Любителям исторической телеологии предлагается ответ на вопрос: для чего нужен Ленин?
– Для торжества идеи частной собственности". Алданов был ироничен и бесстрашен, охотно сопоставлял политические ситуации прошлого и настоящего, а между тем в стране уже устанавливался всеобщий страх. Заявлял, что Ленину, как когда-то протопопу Аввакуму, свойственны ненависть к противнику и презрение к чужой мысли: "черта гения в одном случае, черта варвара в ста других".

Разумеется, тираж крамольной книги тотчас изъяли, и автору, чтобы не стать, как выражаются в наши дни, "жертвой необоснованных репрессий", пришлось в марте 1919 года отправиться за границу и почти сорок лет, до самой смерти, провести на чужбине. Там он с горечью повторял: "По-насто­ящему жить можно только в той стране, где человек родился и провел детство. Мне это не было суждено". Но он всегда в эмиграции продолжал ощущать себя русским, русскими глазами смотрел на мир, повторял слова Гоголя, находя в них утешение: "Писатель современный, писатель нравов должен быть подальше от своей родины".

3.

"Эмигрируют не души, а тела", - позднее скажет Александр

Зиновьев, тоже писатель и ученый. Душой Алданов навсегда остался в России. Но начались его скитания по чужой земле.

Из Одессы через Стамбул и Марсель он приехал в Париж. Попробовал свои силы в издательском деле - неудачно. Ежемесячный журнал "Грядущая Россия", который он возглавил, не собрал подписчиков, принес одни убытки и закрылся на втором номере. В 1922-1924 годах Алданов в Берлине. Здесь он женился на своей двоюродной сестре Татьяне Марковне Зайцевой - она переводила его произведения на французский язык, детей у них не было. Затем снова Париж вплоть до начала второй мировой войны. Алданов сотрудничал в газетах "Последние новости" и "Дни", печатался в журналах "Современные записки", "Числа", "Иллюстрированная Россия", "Русские записки".

Публицист Андрей Седых рассказывает: "В молодости он был внешне элегантен, от него веяло каким-то подлинным благородством и аристократизмом. В Париже в начале 30-х годов М.А. Алданов был такой: выше среднего роста, правильные, приятные черты лица, черные волосы с пробором набок, "европейские", коротко подстриженные щеточкой усы. Внимательные, немного грустные глаза прямо, как-то даже упорно глядели на собеседника... С годами внешнее изящество стало исчезать. Волосы побелели и как-то спутались, появилась полнота, одышка, мелкие недомогания. Но внутренний, духовный аристократизм Алданова остался, ум работал строго, с беспощадной логикой и при всей мягкости и деликатности его характера - бескомпромиссно".

Одной из главных его тем парижского периода жизни стали русско-французские отношения, судьбы людей, воплотивших историческое притяжение русской и французской культур. Немало русских эмигрантов-писателей возвращалось в 20-- 30-е годы в СССР. Ехали -- одни, как Куприн, на родину умирать, другие, как Алексей Толстой, преданно служить большевистским властям. Для Алданова путь домой был закрыт. Он еще в 20-е годы не питал ни малейших иллюзий в отношении Сталина, решительно отвергал тоталитаризм.

В 1932 году, перед приходом Гитлера к власти, Алданов написал о нем ядовитый очерк, и берлинское издательство отказалось его публиковать. В конце 30-х годов писатель удостоился особого внимания со стороны ведомства доктора Геббельса: его книги попали в списки подлежащих уничтожению. Когда гитлеровцы оккупировали Францию, Алданову, убежденному антифашисту, пришлось бежать.

Один из его ранних романов называется "Бегство" - о том, как бежали от большевиков в Гражданскую войну. Бегство в 1940 году не особенно отличалось от бегства в 1919-ом: суматоха, стрельба на улицах, проверки документов, патрули. На Аустерлицком вокзале отправился за железнодорожными билетами, поручив хранить пальто теще. Она потеряла, выронила из кармана, рукопись только что законченной главы его нового романа с характерным названием "Начало конца". Когда добрались до Ниццы, где немцев не было, узнал, что в Париже сгорел его литературный архив (это легенда, будто рукописи не горят)... Ехали с шестью пересадками. Во время последней, в Марселе, Алданов отправился к американскому консулу, подал прошение о визе.