– Ладно, - старик кивнул - лишние вещи сложи в доме Марона. Пойдем налегке.

Жалко было оставлять дорогое оружие в незнакомом месте, но и тащить все это на себе мне не хотелось. Вдова, у которой мы поселили Марона обещала присмотреть за моими вещами. Я дал ей пару медяков, простился с раненым другом и заторопился в лагерь. Нужно было спешить пока Ругон не передумал и не ушел без меня.

Странное дело, почему-то Гамона и остальных совершенно не интересовала моя прежняя жизнь. Казалось прошлого для них не существовало. Я не переставал удивляться тому, что любого, кто претендовал на титул и наследство дворяне проверяли со всей тщательностью, тогда как увидев мой амулет они сразу поверили в то, что я являюсь последним представителем древнего рода. Чем было вызвано это безграничное доверие я так и не сумел понять. Никто меня ни о чем не спрашивал и не пытался подловить на неточностях. Только один раз Ругон осторожно завел разговор о моем детстве.

– Значит все это время ты жил при монастыре?
– спросил он, когда мы шли по дороге в сторону Пауса. Отступавшие степняки, а затем воины короля превратили старый тракт в сплошное грязевое месиво.

– Все время сколько себя помню, - соврал я.

Оруженосец шел впереди и проверял глубину луж длинной палкой. Он заранее предупреждал нас об опасности и указывал направление. Несколько раз нам приходилось забираться в лес, чтобы обойти совершенно разбитый участок дороги.

– И никто никогда не говорил откуда ты там взялся?
– спросил старик.

– Нет. Сказали только будто бы меня привела какая-то женщина.

Я вспомнил мать, ведущую меня по улице прочь от отчего дома. Она крепко держала меня за руку, а я хныкал, упирался и все время оглядывался назад. Еще мне запомнился узелок с едой, который я должен был взять в дорогу и сильно поношенная куртка с большой заплаткой на локте.

– А родню свою ты не помнишь?

– Нет.

На самом деле я часто видел во сне братьев, мать и отца. Со временем их лица потускнели словно постаревшие от времени и сырости священные рисунки на стенах древнего монастыря. Наверно, если бы я встретил их на улице, то не узнал бы.

"Нет", - одернул я себя, - "мать я бы узнал".

– Ты мне не веришь?

– Почему, - удивился Ругон, - род Трех вершин давно скрывается от мира. Может быть ты жив только благодаря тому, что все эти годы ничего не знал о своем высоком происхождении.

– А что, если я не последний в своем роду? Что, если есть еще такие, как я?

Признаться, этот вопрос сильно беспокоил меня. Философы древности считали, что тайное всегда становится явным. Не вскроется ли мой обман самым неожиданным образом?

Ругон пожал плечами.

– Такое возможно.

Идущий впереди оруженосец поскользнулся и едва не уронил в грязь вещи хозяина.

– Поосторожней там, - рявкнул Ругон, - не дрова несешь!

Какое-то время мы шли молча, и я стал надеяться на то, что старик больше не будет задавать вопросы про мою жизнь в монастыре, но не тут-то было.

– А ты когда-нибудь разговаривал с владыкой?
– неожиданно спросил он, - не мог же он ни разу к тебе не обратиться за все эти годы?

– Конечно разговаривал, - ответил я.

О своей жизни в монастыре я поведал дворянам во всех подробностях. Скрывать мне было нечего.

– Я думаю, что владыка знал кто ты на самом деле и специально приставил к тебе того воина, чтобы он приглядывал за тобой. Как говоришь его звали?

– Химон.

В свое время я в красках описал, как поддельный монах-огородник пытался защитить монастырь и спасти владыку. Я очень надеялся на то, что, узнав о подвигах Химона богатые вельможи позаботятся о его семье, но как оказалось никто из моих новых друзей никогда ничего не слышал о старом воине.

– Гамон не может поверить в то, что владыки больше нет с нами! Он станет всюду его искать. Помоги ему.

Я кивнул.

– Конечно.

– Не могу понять, - в сердцах бросил Ругон, - как боги смогли допустить, чтобы такой человек покинул наш мир!

Последнее время мне самому не давала покоя мысль о том, почему боги отвернулись от обители. Как получилось, что я безродный мальчишка был вознесен их стараниями на самый верх, а владыка и остальные братья пали от рук гнусных варваров. Сколько было пропето молитв, сказано слов и пролито слез. И ничего нам не помогло. Я вспомнил дрожащее пламя догорающих факелов, зловонный провал сливного люка, страшные крики гибнущих монахов и злобный рез ворвавшихся в обитель кочевников. В свое время я успел оплакать братьев, но наверно боль утраты и тень пережитого ужаса будут преследовать меня всю жизнь.

– Что это ты побледнел, - забеспокоился Ругон, - плечо болит?

– Да, - в очередной раз за сегодня соврал я

– Давай сделаем привал, - сказал воин, - все равно за один день до Пауса нам не дойти.

Война словно сорвавшийся со скалы огромный камень прокатилась по южному краю долины навсегда изменив ее вид. Берега Суры было не узнать. Подступающий к дороге лес в котором мы с Тагоном в первые сутки скрывались от кочевников был вырублен начисто. Вместо него раскинулся огромный лагерь, обнесенный низким частоколом и рассеченный глубокими канавами для отвода воды. Создавалось такое впечатление, что королевское войско решило обосноваться здесь надолго. По своей наивности я думал, что гвардия уже форсировала реку и напала на степняков, но выяснилось, что, как и в случае с защитой западной стены армия не спешила проливать кровь. Казалось короткий переход к Паусу отнял у воинов последние силы и теперь они думали только о том, как бы хорошенько выпить и отдохнуть.