Шрифт:
– Ну, что, Пью?
– спросил сержант-кондуктор, - а теперь едешь?
– Нет, Мото, - Пью ощупал подарок Кесса и быстро рассовал его по карманам ветхого кителя.
– Я тут еще погуляю. Может, услышу еще кого-нибудь из наших.
– А ты едешь?
– спросил сержант-кондуктор у Кесса.
– Я - да.
– Тогда - прошу на борт.
Кесс встал на первую ступеньку автобусной подножки, пропустил внутрь Джоуля, а потом обернулся назад и зачем-то махнул Красавчику рукой.
– Прощай, Пью.
– До скорого, - Красавчик тоже зачем-то махнул ему рукой.
– Береги себя.
– Постараюсь.
Автобус рыкнул сразу двумя своими двигателями и Кесс быстро вбежал в салон. Сзади с шипением встала на свое место тяжелая стеклянная дверь и прифронтовая полоса начала сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее уноситься назад и вдаль.
***
Сержант-кондуктор быстро проверил бумаги Кесса и сделал пометку в своем журнале, а потом попросил предъявить к осмотру личное оружие. Он привычным движением выщелкнул из обоймы патрон, измерил его диаметр крошечным золотым штангель-циркулем и удовлетворенно кивнул головой.
– Двенадцатый калибр СЗК, все в порядке, - сказал он, возвращая пистолет Кессу.
– Сорок килокалорий в кассу и располагайся где хочешь. Сегодня ты у нас единственный пассажир.
Кесс оплатил поездку, прошел вдоль рядов удобных мягких кресел и присмотрел себе место - в шестом ряду, у окна. Джоуль с радостным повизгиванием носился по салону, обнюхивал сиденья и белоснежные кружевные салфетки на подголовниках, крутился у двери в автобусный туалет, а потом запрыгнул на сиденье рядом с Кессом, потоптался на нем и лег, положив голову на скрещенные лапы.
– Собачка по шестьсот шестьдесят седьмому приказу едет?
– с участием спросил сержант-кондуктор.
– Да.
– Бедняга, - сержант тяжело вздохнул.
– У нас то же самое. Ты думаешь, почему у нас сегодня автобусы порожняком уходят?
– Почему?
– Фронтовики по всему фронту командированных с собаками ловят. Из наших командированных только один к рейсу на U-231 смог прорваться. Правда, весь израненный и без собаки, прямо перед тобой санитары в тыл увезли. Остальных, я думаю, уже укокошили. А ты, выходит, смог?
– Да, - этот разговор начал раздражать Кесса уже в самом начале и отвечал он односложно, сквозь зубы.
– Счастливчик ты, выходит. Везунчик. Или ваши фронтовики - дерьмо, ротозеи. Я ведь эту собачку сразу признал. Это она крайний бункер унюхала?
– Ага, - сказал Кесс, страшно осклабившись всеми своими золотыми зубами.
– Имей в виду, если нас по пути остановят, мы с шофером за тебя вписываться не станем. У нас на этот счет другой приказ - в случае нападения обеспечить сохранность военного имущества любыми средствами. Автобус, значит, от разъяренной солдатни уберечь. Вот так, значит. А за сохранность командировочных мы ответственности не несем.
– Я на это и не рассчитываю, - Кесс отвернулся к окну и начал рассматривать проплывающие мимо виды.
Прифронтовая дорога была полностью разбита снарядами средних калибров и лишь кое-где подлатана щебнем, но автобус шел мягко, плавно покачиваясь на самых глубоких ямах и смотреть в окно было приятно. У Кесса сразу возникло ощущение, что он рассматривает не фронтовую дорогу, а просматривает древний военный фильм, причем не просто так, а сидя в оборудованном кондиционерами и мягкими креслами довоенном кинотеатре.
Мимо окна медленно проплывали выжженные участки земли, ободранные взрывами, похожие на плохо оструганные пыточные колья, деревья, закопченные золотые танки со свернутыми на бок башнями, разбитые прямым попаданием установки залпового огня, перевернутые колесами к небу остовы автомобилей, навеки умолкшие орудия с причудливо выгнутыми и скрученными золотыми стволами. Кесс всматривался в разбитую технику, пытаясь определить ее принадлежность, но почти все номера и эмблемы были оплавлены, стерты и слизаны бушевавшим здесь пламенем, а типы и виды техники были почти одинаковыми и поэтому что-то понять можно было только по направлению стволов, радиаторов и ведущих катков, да и то далеко не всегда.
Вдруг мимо окна проплыл грубо сколоченный помост над которым раскачивалось несколько трупов, почти уже скелетов слегка прикрытых остатками истлевшего обмундирования. Бесстыжий фронтовой ветерок словно бы играл с выбеленными солнцем костями, золотом протезов, грязной военной рваниной и длинными лентами размотавшейся алюминиевой фольги.
– Вы своих трусов тоже так?
– спросил сержант-кондуктор.
– Нет, - ответил Кесс сквозь зубы.
– У нас все гуманнее.
– Не звезди, - миролюбиво заметил сержант-кондуктор.
– Это ваши висят. Мы их специально убирать не стали, с пропагандистскими целями.