Шрифт:
На скале слева, между небом и землей, куда порывы ветра доносят лишь брызги от водопада, крохотное деревянное строение. К нему ведет протяженный, почти вертикальный каскад вырубленных в каменном монолите ступеней. Там наверху, добровольно лишив себя мирского общения, живет один из монахов. Ровно три года, три месяца и три дня пробудет он в одиночестве, не видя и не слыша людей. Медитация – его основное и единственное занятие на все это время. Потом его место займет следующий монах, может быть тот, который, поднимаясь по ступенькам раз в неделю, ставит у дверей "отшельника" тарелку с рисом.
Внутри монастыря я увидел лишь одного монаха, не покидающего его пределов четвертый год. Как хорошо, что он не спросил, зачем я пришел… Ответа у меня не было.
Наверное, поэтому и не спросил… Восемь других монахов, живущих здесь, во главе с настоятелем находились на коллективной медитации. Их размеренная и предельно ясная жизнь текла по глубокому и прямому руслу. Так было прежде, и так будет всегда.
ПОВЕЛИТЕЛИ ЗВЕЗД ИЛИ ЗВЕЗДНЫЕ МЕЧТАТЕЛИ Ни тропинки, ни примятой травы, среди ровным ковром укрывающей склоны холмов, ни каких-то иных признаков, указывающих на то, что рядом живут люди, я так и не увидел, пока не поднялся на вершину. Невысокий забор из жердей с лазом через верх, затем белые стены с распахнутыми воротами и, наконец, небольшой квадратный двор, во внутреннем периметре которого два десятка дверей. Это астрологическая школа.
Двадцать пять монахов-учеников, два учителя-ламы в желтом под темно-красными одеяниями простых чудже и два малыша (?) тоже в желтом. Оба мальчика живут в стенах школы повторную жизнь, вновь, как и в своей прошлой жизни, в качестве лам. Девять лет изучают здесь адепты астрологию. Затем часть из них уйдет в горы на медитацию, остальные станут учителями в буддийских монастырях и дзонгах.
Поджав под себя босые ноги, сижу среди монахов, повторяя вместе с ними вслед за учителем отрывистые слова и фразы из древних текстов этой науки. Астрологии в бутанской религии принадлежит огромный пласт. Ни одно значительное событие в жизни любого из буддистов, ни одно серьезное начинание не происходит без предварительных консультаций у астрологов. Сорок пять выпускников этой школы уже создали в стране прочный авторитет своей alma mater.
В древнем дзонге "Вангдупотранг", основанном для защиты прежней столицы Пунакху, девятилетний маленький лама решительно взял меня за руку и молча стал водить по монашеским кельям. Полумрак, даже в солнечные дни, и, мягко говоря, аскетичная обстановка в жилищах монахов меня уже не удивляли. Но что это? На одной из стен в жилище молодого монаха вижу большую иллюстрацию из журнала. А на ней… что бы вы думали?
Московский кремль!
Это Москва, мой город, – говорю я сидящему на циновке монаху.
Нет, – говорит он. – Это буддийский храм в Индии. Может я смогу стать его настоятелем.Возможно, – говорю я, не желая спорить. Тем более у нас в России скоро состоятся выборы президента, а он, наверное, не плохой парень…
…Бутан в целом представляет собой череду самых труднодоступных гор на всем белом свете. Тяготы дороги вынуждают меня отдыхать по двое суток после каждого дневного перехода… сумею ли я приспособиться к не благоприятнейшим атмосферным воздействиям?
Пятый час буквально карабкается наш караван по узкой каменной тропе: десяток лошадей, груженных поклажей, три погонщика, проводник, повар с двумя помощниками и гид Таньди, неразлучно сопровождающий нас во время пребывания в Бутане. Цокают на камнях подковы, глубоко внизу шумит река, торопясь напоить равнины. Экспедиция "Монастыри и дзонги страны драконов" вот уже третьи сутки продвигается вглубь Бутана. Вскоре мы сменим дисциплинированных лошадей на свирепых и упрямых яков. Лишь этим своенравным и могучим животным под силу еще более крутые каменные осыпи, низкая температура и разреженный воздух высокогорья. Як столь же своенравен, сколь могуч. Длинная шерсть юбкой спускается по бокам животного, позволяя якам лежать на снегу и льду. Усесться на яка верхом почти подвиг. Даже его хозяева не злоупотребляют этим сомнительным удобством.
Огромные острые рога зверя, завернутые кверху, непредсказуемость в поведении и постоянные стычки с другими яками, – рисуют мрачную перспективу для наездника. Я единственный авантюрист в экспедиции, имевший удовольствие и испытавший остроту ощущений верховой езды на яке. Впрочем, и на лошадях, прыгающих с камня на камень, как горные козлы, я гарцевал в гордом одиночестве. Мои коллеги, несмотря на испытываемые ими страдания, причиняемые болью в коленях, так и не рискнули сесть в жесткие седла тибетских лошадей.
Очередной привал. Освобождаю из плена шнурованных сапог ноги, ложусь спиной на теплые камни и долго не могу отвести взгляда от точки, где небо сливается с заснеженными пиками высочайших гор мира. Освобожденные от груза и от деревянных седел лошади ложатся на землю и подолгу кувыркаются в пыли, разминая натертые спины. Погонщики достают из кожаных баулов вяленое мясо яка и серый сухой сыр, разжигают костер и спускаются к реке, чтобы наполнить хрустальной ледяной водой флягипало, изготовленные из пустотелых рогов буйвола. Вскоре мои губы обжигает ароматный травяной отвар, возвращающий силы.