А вот в соседней комнате неожиданно обнаружилось пианино. Хотя, как его внесли сюда и главное, зачем? Ведь гостиная явно внизу. Вообще комната была необычной. Кроме пианино оказалось, что окно от пола и до потолка. И мебель очень массивная, Диван, пара кресел. Стола не было.

– То ли для спевки, то ли для призыва, - пробормотала про себя Эшли. Но я услышала. В чем-то она была права, если заиграть, то звук будет направлен точно к лесу, а никак ни на улицу.

Первый этаж был без сюрпризов, пока мы не добрались до кладовки. В полу был люк и вел он куда-то вниз, когда мы его приоткрыли, пахнуло холодом.

– Может собаку заведем?
– задумчиво спрашивает Эшли

– В начале надо в лес сходить, может и не надо будет, - отвечаю я.

– Ты думаешь, в лесу кто-то живет?
– Эшли искоса смотрит на меня.

– Вряд ли предыдущая хозяйка играла деревьям, а они приходили и садились в те кресла, - я стараюсь шутить, но получается не очень.

– Кто тут жил до нас?
– Эшли очень серьезна.

– Дом сдавался, на лето, на каникулы. Потом его просто выставили на торги, - медленно проговариваю я все ранее услышанное от агента, - но овощи посажены в начале лета...

– Мам, не бери в голову, нам своих приключений хватит. Только пообещай мне не ходить в лес одна, - Эшли что-то решила для себя, но мне не говорит.

– А ты мне такое обещание дашь?
– слова вырываются сами, словно этот диалог я веду не первый раз.

– Нет...
– она сказала это тихо, без вызова или подростковой демонстрации.

Я тихонько вздохнула - вот и я "нет".

Не сговариваясь мы прошли в кухню. Там все было знакомо. Застилая стол клетчатой скатертью, вешая такие же занавески, делая её нарочито в стиле "кантри" мы обе немного оттаяли. А обнаружив недалеко от дома яблоню, вообще повеселели. Кто бы тут не жил до нас, плохим он не был! Яблони, оберег женщины и её дома. У черных ведьм они растут изломанные и плоды на них горькие. Наша была ровненькой, хотя и не молодой и яблоки были прохладно осенние, с кислинкой. Идея пирога нас захватила и вскоре увенчалась успехом. Духовка была в рабочем состоянии и её явно использовали и берегли.

Пока пекся пирог, Эшли устраивала свою комнату, а я гостиную. Те вещи, что нам переправили (они находились на хранении), представляли собой странную подборку. Старинные ковры, масса книг, большущий телевизор и куча дисков. Нас с Эшли словно старались приблизить друг к другу. И ни одной фотографии или её детских игрушек. Все погибло в пожаре. Странно, совсем недавно это была катастрофа.

В общем, нельзя вспомнить того, чего не было. Но кто тогда мы? И что мы тут делаем?

После ужина с пирогом Эшли пошла спать, а я, побродив привидением по дому все же поднялась на второй этаж и пошла в комнату с пианино. Подняла крышку и убедившись, что оно настроено, и приняв это просто как данность, заиграла. С начала музыка мне не давалась, я явно ошибалась, начинала снова и снова, а потом словно растворилась в ней.

Когда с кончиков моих пальцев капельками росы упали последние звуки от дверей послышался голос Эшли.

– Миссис Квинн, не умела играть. Ни на чем. Она прекрасно разбиралась в цифрах, но совсем не имела воображения... И хозяйкой она была из тех, у кого и вода пригорает. Ты выдаешь себя, мама.

– Совсем нет, кома меняет людей и помогает им обрести то, чего они не имели. Обыкновенное чудо. Так кажется?

Эшли шагнула ко мне и обняла меня сзади, обхватила руками до боли.

– Я боюсь. Я боюсь, что ты начнешь работать в школе и тебе понравится кто-то другой, не я. А я просто не успею доказать, что я достойна твоей любви. Я скорее с цифрами, чем с музыкой. Меня учили другому, - голос девочки подрагивает, ей явно с трудом дается такая откровенность.

– Это называется навык, - я кивнула на пианино, а то что я чувствую в тебе, гордость, отвагу, смелость, это то что передается с кровью, моей кровью. Не сравнивай свои навыки и Душу, это несравнимые величины.Если мне и удастся вспомнить, то это будет благодаря тебе. Не тяни траву, что бы она быстрее росла. Не требуй от меня клятв, Эшли. Я слишком серьезно отношусь к словам. Я знаю, что ты моя дочь и люблю тебя, а вот полюблю ли я тебя, как человека. Это зависит не от меня, а от тебя. И в одной семье живут посторонние люди и чужие становятся родными. Поживем, увидим. Пойдем. Я тебя уложу.

Эшли подчинилась сразу, уложив девочку в кровать я еще долго сидела рядом, гладя её по голове, стирая слезинка, что-то напевая. Наконец, она взяла мою руку и положив себе под щеку, уснула.

А я все сидела, пытаясь понять, что же для матери главнее, видеть СВОЕГО ребенка и не обращать внимание, какой человек из него получился, так называемая безоглядная материнская любовь. Или все же растить именно ЧЕЛОВЕКА, без оглядки на то, что это твой ребенок. Ведь ты уйдешь раньше его, так заложено природой. Он сможет без тебя? Его захотят назвать другом? Любимой? Кого ты вырастила?

Не я растила Эшли, это я знала точно, но я не знала самого важного, самого нужного для матери, что скрыто за этим ясным, высоким лбом, за дивными глазами и безупречной выправкой? Могу ли я тебе доверять или ты просто останешься моей дочкой, как член семьи? И слова тут бесполезны, ты уже подросток, говорить будут твои поступки. Тебе страшно? Девочка моя, если бы ты только могла себе представить, как страшно мне...

Я тихонько освободила руку, коснулась поцелуем разрумянившейся во сне щеки. Спи, Эшли. Сколько бы вопросов ты не задала жизни, ответы обязательно найдутся. Другой вопрос, устроят ли они тебя...