–  Стефан-сан...
–  девушка замялась.
–  Доктор Нанжо-сан настоятельно рекомендовал вам сохранять постельный режим...

Я покачал головой. Девушка была права - подготовка к ритуалу, проведенного отцом на прошлой неделе, выпила из меня все силы, и старый врач принял это за среднее истощение. А последние пару дней я только и делаю, что веду тяжелые беседы, да и отец... Рука сжалась в бессильной вспышке гнева. Он ведь сам подписал меня на это дерьмо!

–  И он был прав, Шанон-чан.
–  я вздохнул.
–  Врачи всегда правы в своих рекомендациях, и пациенты всегда ошибаются в своей привычке их нарушать. Но что поделать?

Я расслабился в мягком кресле. Таблетки начинали действовать, и потихоньку становилось легче. Ладно. Гензо-сама умрет в ближайшее время, так или иначе. Уже скоро на остров слетятся родственники со всей Японии, превратив привычный серпентарий в подобие ада. И мне... Если отец не передумает на счет завещания, то придется согласиться на его условия. Плевать. Уже на все плевать. После того, как он умрет, будет сожжен еще один мост за моей спиной, а их и без того очень мало.

Дверь в малый зал с грохотом распахнулась, волной боли прокатившись по телу. Черт. Ну кого еще принесло по мою душу?

–  Стефан!!!
–  крик Джессики будто ввинтился в мозг раскаленным железом, заставив почти взвыть. Я ее убью. Просто убью прямо сейчас, и выкину труп в мусоросжигатель, предварительно обескровив и выпарив большую часть воды из мягких тканей. А остатки закопаю далеко в лесу, там как раз у дальних скал на западе относительно мягкая почва...

–  Да, Джессика-сан?
–  я устало посмотрел на нее. Она - последняя, кого я хотел видеть после разговора с отцом.

Девушка была разгорячена и взбешена. Голубые глаза горят, кулаки сжаты, поза напряжена - хоть картину пиши, и на стену вешай. Только что вызвало такую реакцию?

–  Что тебе сделала Акано-тян, ублюдок?!
–  крик Джессики, казалось, отбивался от стен. Я посмотрел на испуганную, но слегка заинтересованную Шанон.

–  Шанон-чан, принеси, пожалуйста, две чашки чая и десерт к нему.
–  не стоит выяснять отношения на глазах у слуги. Ее это никак не касается.
–  И о ком вы вообще говорите, Джессика-сан?

Девушка, правильно поняв настоящий смысл приказа, выскочила из зала, и я посмотрел на возмущенную Джессику.

–  Акано-тян!
–  она говорила так, будто бы это должно было о чем-то мне сказать.
–  Ее исключили из школы, и не берут никуда во всем городе!

Эм... Акано... Ах да. Я вспомнил - та девчонка, выбесившая меня своим поведением. Я попросил тогда директора школы убрать ее подальше от Джессики, но не думал, что он выпишет ей полноценный волчий билет. Надо будет посодействовать ему, заслужил. Уверен, Нацухи будет благодарна за такие мудрые действия, и отпишет ему премию сверху.

–  Джессика-сан...
–  я покачал головой.
–  То, что Нацухи-сан позволила вам учиться в общеобразовательной школе, не значит, что вас не будут ограждать от вредных контактов. Акано-сан прекрасно проявила себя, и ясно показала, что не способна принести вам ничего, кроме вреда. Если у девушки в таком возрасте нет даже понятия о чувстве такта, правилах общения и банальной вежливости - ей не место ни рядом с вами, ни в относительно уважаемом обществе вообще.

Я вздохнул и прикрыл глаза. Мне было настолько плохо, что говорить не хотелось совершенно.

–  Да кто ты вообще такой, что бы решать, с кем мне общаться?!!!
–  нет, она и правда не может быть немного по тише?

Голова буквально раскалывалась, боль с плеча перекатилась ниже, и теперь горела вся рука, а нервы сдавали. Я открыл глаза и прямо посмотрел на Джессику.

–  Ваш дядя и пятый наследник. Не забывайте о своем месте, черт вас подери!
–  девушка дернулась, и мою щеку обожгло, а голову мотнуло назад. Виски просто взвыли от боли, и я на миг почти потерял сознание. Я резко выдохнул, остатками силы воли удерживая себя в реальности. Джессика с испуганно-недоумевающим выражением на лице потирала сжатую в кулак руку, похоже, не совсем осознавая, что только что сделала. Она... Эта сука...

Мир окутала багровая пелена. Эта тварь... Рука все так же полыхает невидимым огнем, в напоминание о старом контракте, но теперь пламя кроме боли приносит темную, злую радость. Резко оттолкнувшись от кресла, отлетевшего назад, я вложил корпус в простой и четкий боковой. Горящая рука почти без контроля сознания врезается в подбородок девчонки, заставляя ее голову мотнуться назад. Подшагнуть вперед - и колено почти вбивается в ее живот, отправляя на пол. Ботинок врезается в чужую шею, равномерно давя на нее и не позволяя повернуть голову.

Все - без единого звука. Все - в багровом мире, лишенном мыслей. Мой карман - абсолютно закрытое помещение. Он достаточных размеров, что бы в него мог поместиться стилет или пистолет. Обычно я оставляю его в сейфе, но сегодня, после привычной разминки в тире, я об этом забыл. Неверно - я бы почувствовал излишнюю тяжесть. Значит, стилет. Тонкое, легкое лезвие, удобные ножны, вполне помещавшиеся в продольном секретном кармане пиджака.

Рука полыхает огнем, но теперь эта боль почти приятна. Это очень похоже на то, что чувствует человек, взявший быстрый кредит наличными деньгами. Руки жгут стопки денег, которые так и просятся на волю, а оплата еще где-то очень далеко, и про нее даже не хочется вспоминать. Резко выдохнув, я заставил рассеяться ощущение тяжести в продольном кармане. Я оставил стилет в сейфе.