Неизвестно, почему, тишина на корабле воцарилась такая, что даже треск электрических ламп, которого ранее никто никогда не замечал, стал слышимым, и лишь изредка его перебивали тихие и опасливые голоса офицеров, доносившиеся из разных отсеков.

В комнате отдыха было темно и по-прежнему жарко, Мария лежала на своем ложе и каменным взглядом смотрела на стену, положив одну ладонь под голову. Она молчала и не двигалась уже минут двадцать, взор ее был пустым и холодным, как у покойника, дыхание становилось все слабее и тише. Джерри лежал позади нее и, не издавая ни звука, слушал ее дыхание. Слушал, но не мог расслышать, иногда ему казалось, будто она спала, но что-то в ней будоражило и волновало его дух, заставляя забыть обо всем, и даже о грядущей гибели.

– Мэри. – Произнес он вдруг, заставив ее вздрогнуть от неожиданности.

– Что? – Шепотом отозвалась она.

– Не хочешь заняться любовью напоследок?

– Ты рехнулся, Паркер? – Строго и даже немного обозленно ответила она. Его предложение в один миг разбудило в ней ярость, такой внезапной наглости она не ожидала даже от него.

– Почему бы и нет? Как можно не рехнуться рядом с такой красоткой? – Джерри ничуть не смутился, скорее, наоборот, воспринял ее отказ как сигнал к действию.

– Ты откуда такой смелый, лейтенант? – Мария, было, хотела разозлиться по-настоящему и уже отвела локоть вперед, чтобы ударить лейтенанта по ребрам, но что-то вдруг остановило ее, и в голову пришла мысль о том, что, может быть, все это не так уж зазорно.

– Армия США, мэм, там дают хорошие уроки мужества. – Бравым голосом ответил Джерри.

– Да? А чему там еще учат? – Все так же измученно, но уже с небольшим кокетством спросила Мария.

– Помогать боевым товарищам в минуты уныния.

– Ты считаешь, мне нужна помощь?

– Я уверен. – Твердо, без всякой доли сомнения произнес Джерри.

Мария не сказала больше ни слова, она повернула голову и увидела над собой его красивое, темное, как шоколад, лицо. В его уверенном взгляде ясно читалось: “Ты в моей власти, детка, и ничто этого не изменит”. И тут она почувствовала, что не могла сопротивляться и, мало того, хотела этого так же сильно, как и он, даже не взирая на жару. Джерри, тем временем, все ниже склонялся над ней и уже дышал с ней одним воздухом, Мария разомкнула уста, чтобы впустить его горячий, твердый, как стрела, язык внутрь. Он слегка коснулся ее носа своим и крепко примкнул пухлыми, черными губами к ее белоснежному подбородку, после чего тут же скользнул по нему языком и впился в ее нежно-розовые мокрые губы. Почувствовав всем телом неудержимый напор его животной страсти, она целиком легла на спину, чтобы он смог накрыть собой все ее тело. Так он и сделал – схватился руками за кровать, чтобы примкнуть к ней плотнее, и всем своим туловищем надавил на нее, будто стараясь удушить. Она с усилием протиснула свое колено между его ногами и крепко сжала его ягодицу рукой, вторая рука ее держалась за плечо Джерри, которое безустанно двигалось над ней, по мере того как он извивался подобно змее, будто уже проник внутрь и торопливо повторял свое проникновение, приводя в контакт их налившиеся гениталии. При этом ни один из них не издавал ни звука, и лишь губы чмокали время от времени, разлипаясь во влажном поцелуе.

Их тихие стоны не были слышны даже в шестом, ближайшем к спальне отсеке, а в одиннадцатом, наиболее отделенном – и подавно. Стальной люк, ведущий одиннадцатый отсек, был закрыт – за ним так же тихо и скромно притаились лейтенанты Вонг и Хо. Это был просторный грузовой отсек, освещенный фиолетовым светом четырех люминесцентных ламп, по бокам помещение окружали толстые стены, не менее полуметра в ширину, именно поэтому в нем не было ни одного иллюминатора, зато на нижней стене, прямо под посадочной шлюпкой, занимавшей около трети всего пространства, располагались тонкие створки внешнего шлюза, за которыми не было ничего – мертвый космический вакуум.

Двое офицеров сидели, прижавшись друг к другу плечами, на наклонной стене шлюпки, напоминавшей по форме летающую тарелку, ее керамическая поверхность была прохладной, несмотря на жару. Ляо смотрела куда-то меланхоличным, измученным взглядом, совсем обессилев от зноя, Ти Джи держал ее руку в своей руке, нежно лаская ее теплую ладонь, и улыбался каждый раз, когда чувствовал ответное движение ее пальцев, как напоминание о том, что она еще жива, еще не сдалась и по-прежнему любит, как и четырнадцать дней назад…. Ти Джи молча вспоминал те незабываемые дни на борту космического челнока, когда вся команда спала мертвым сном, и лишь они вдвоем наслаждались упоительными мгновениями уединения, когда весь корабль был в их распоряжении, и ничто не могло препятствовать горячему потоку их глубоких чувств и неудержимых желаний. Ляо старалась думать о Земле, о своем доме, о семье, родителях и сестрах, но суровая реальность никак не отпускала ее мысли, губила их и закручивала в один нелепый, давящий тяжелым напором водоворот.

– Ты в порядке? – Спросил ее Ти Джи, слегка прикоснувшись губами к ее волосам.

– Не знаю. – Ответила она с глубокими следами внутренней борьбы на лице, ее голос был уставшим и слегка хрипловатым, в сонных, помутневших глазах медленно угасал теплый, улыбающийся лучик надежды.

– Ты что, моя прелесть? Сейчас нельзя падать духом. Мы вместе, мы живы, и все у нас еще впереди. – Ти Джи отчаянно возвращал ее к жизни. К сожалению, ничего, кроме теплых, ободряющих слов он произнести не мог, но сильное сердце его билось по-прежнему широко и безустанно, и всю свою живительную энергию он готов был отдать ей – своей любимой. – Скажи мне, что ты не будешь грустить. Ты ведь не такая, я знаю тебя, ты просто так не сдаешься. Ну, скажи мне, что ты сможешь взять судьбу в свои руки.

– Ах, Ти Джи. – Все, что нужно было Вонгу, это ее открытая, добрая улыбка, и он ее заслужил: Ляо говорила, положив голову ему на плечо, и понемногу сокращая мышцы губ в улыбке. – Как же я люблю тебя. – После этих слов она слегка повернула голову и обратила к нему свой взгляд в ожидании ответа.

– И я тебя люблю. – Ти Джи считал, что необходимости отвечать ей не было, поскольку его чувства ей и так ясны не хуже, чем ему, но по ее настроению понял, что в тот момент это признание ей было нужно, как воздух для жизни.