Так он сразу отблагодарил тех, кто помог ему победить.

Обескураженные партийцы вышли из зала с опущенными головами. Ну, по крайней мере, их не выволокли, как когда-то Берию.

Через несколько дней в газетах было объявлено об исключении «антипартийной группировки из состава Президиума» и добавлено следующее: «Товарищ Хрущев, Никита Сергеевич, назначен Председателем Совета Министров СССР с оставлением в должности первого секретаря ЦК партии». Подобную власть имел только Сталин.

Так Хрущев смог разрешить третью сказочную задачу Иванушки-дурачка, и опять с помощью маршала Жукова.

Поездка на юбилей Ленинграда состоялась на неделю позже. Срочно убрали с площадей портреты исключенных, художники дни и ночи писали портреты новых членов Жукова, Фурцевой и Брежнева. Портрет Хрущева красовался первым, как раньше портрет Сталина. В народе так и говорили: царь Никита.

В триумфальном выступлении Хрущев устроил еще один разнос «антипартийной группировке»: «Мы их разгромили, изгнали вон из рядов ленинской партии, стерли в пух и прах!»

Люди не могли не удивляться: много лет эти «стертые в пух и прах» были во главе партии и вдруг оказалось, что они «антипартийные». Что-то тут не то. Хрущев в выступлениях называл Шепилова не иначе, как «и примкнувший к ним Шепилов». Так писали и в газетах. Эта фраза до того приелась, что остряк Моня Гендель пустил в народ шутку: «Какая самая длинная фамилия из двадцати трех букв? — Ипримкнувшийкнимшепилов» [37] .

Во Всесоюзном обществе «Знание» царила суета — пришло указание разослать всех членов общества по стране с лекцией «Единая несокрушимая ленинская линия партии и разгром антипартийной группировки». Конечно, тема не соответствовала задачам общества, которое было организовано Академией наук для «распространения знаний, непрерывного образования граждан и содействия достижению уровня передовых государств». Но партийные власти давно превратили общество в рупор пропаганды политических идей, никак с наукой не связанных.

Вызвали сюда и Моню Генделя, дали указания:

— Поедете в Калужскую область, в село Туча, разъяснять колхозникам, что «антипартийная группировка» и примкнувший к ним Шепилов хотели повернуть страну вспять, к сталинским нормам, но первый секретарь ЦК Хрущев, как верный ленинец, сумел вовремя разгадать их тайные намерения и нанес им сокрушительный удар.

Выдали Моне срочно напечатанный номер «Блокнота агитатора» с инструкцией, как и кого критиковать, и указали:

— Строго придерживайтесь формулировок этой брошюры.

Перед отъездом Моня поговорил с Алешей:

— Слушай, ну чего колхозники поймут из моих рассказов обо всей этой катавасии? А я обязан им проговаривать это: «…и примкнувший к ним Шепилов». Полная абракадабра. Напиши мне на дорогу наколку, изобрази эпиграммку про это самое. Может, прочту им по пьянке.

Алеша написал:

Посмеиваясь простодушной едкости этой эпиграммы, Моня собрался в путь.

На полустанке его ожидала колхозная подвода. На дно подводы было постелено немного сена — для смягчения ударов городского зада лектора при подпрыгивании на ухабах. Возница, подросток лет четырнадцати, лениво дергал вожжи и не проявлял к приезжему никакого интереса. Только раз спросил:

— Покурить не будет у вас?

— А ты уже куришь?

— А то.

— И за девками ударяешь?

— А то.

— А в школу ходишь?

— А то.

— Ну, тогда на, закуривай.

Моня открыл пачку папирос «Казбек» с черным силуэтом лихого кавказца, скачущего на фоне горы Казбек. Паренек удивленно уставился, таких еще никогда не видел, взял папиросу, затянулся, закашлялся от непривычного табака:

— Слабые. Махорка лучше. — И тоном специалиста пояснил: — Особливо дерунок.

Лошадка была еще более понурая, чем юнец возница, семенила не спеша по глинистой дороге с глубокой изъезженной колеей. Моню подбрасывало на ухабах, качало, когда колесо проваливалось вглубь колеи. Пальто и шляпа покрылись мелкими брызгами грязи. В таком виде он предстал перед председателем-украинцем, инвалидом войны, переселившимся в калужскую деревню к русской жене. В колхозе это был единственный член партии.