– До свидания! Bon voyage! До встречи на земле!
– семнадцатый экипаж посещения уже крепко обнялся с восемнадцатым на прощание и теперь занимал места в "Союзе". Мягко встала на место и щёлкнула замками крышка люка. Бортинженер Юлий Бороденко проверил герметичность и показал командиру экипажа большой палец.

– Так, Юлик, давай к установке, выводи на режим, - приказал ему в ответ Виталий Никитин.
– Откатаем быстренько программу, и отпустим уже ребят домой.

Имени установка не имела. Просто "установка" и всё. Даже в документах. Космонавт-исследователь Валентин Степняков попробовал как-то пошутить "спасибо, что не изделие". Давно попробовал, ещё в наземном центре подготовки, так оба товарища по вылету посмотрели на медика будто заслуженные дедушки советской армии - на чересчур говорливого салабона. Даже Бороденко, который формально был таким же гражданским специалистом. А уж командир экипажа, герой Советского Союза полковник Виталий Никитин, тем более отлично знал, в чьих именно тёмных коридорах и зачем родилась установка. Знал гораздо лучше, чем ему с подчинённым того хотелось.

Дни военного космоса стремительно заканчивались, как и дни СССР. Француженка в семнадцатом экипаже посещения стала тому неумолимым свидетельством. Всего каких-то десять лет назад сама мысль, что монтировать секретную военную установку на вершине Софоры, проводить кабели питания и телеметрии и начальный комплекс диагностики будут с иностранным военным пилотом-испытателем на борту казалась сюрреалистическим бредом. А сейчас даже сам её монтаж оказался возможен далеко не в последнюю очередь потому, что Франция заплатила сорок миллионов долларов за полёт своего космонавта и взяла на себя часть расходов по снабжению экспедиции.

Про то, как именно обеспечили возможность хотя бы полугода работы с установкой без посторонних на борту в следующую, восемнадцатую, смену и вовсе можно было писать авантюрный роман. Лет через пятьдесят, когда сроки давности пройдут.

Если пройдут.

И если останется кому писать. Бардак на Земле вызывал не самые приятные мысли о перспективах некогда единого государства. Расстрел политбюро безумной спортсменкой, два кровавых путча и сплошное кольцо бунтов и погромов на периферии СССР заставляли нехорошо задуматься, успеет ли страна увидеть новый, 1995, год, или самое позднее летом развалится на десяток независимых государств - вроде де-факто уже отколовшегося балтийского союза или охваченных братоубийственными склоками Кавказа и средней Азии.

Оставалось только держаться за работу - ради надежды, что прилежное выполнение собственных обязанностей хоть немного поможет всей остальной стране сохранить разум в безумной смуте.

Пока "Союз" выполнял маневр расхождения, Бороденко уже пробудил установку от сна и вывел антенную решётку в рабочее положение. На телеэкране словно раскладывалась причудливая головоломка. Прошлый экипаж втихушку жаловался, что даже от полусобранной установки ломило голову - казалось, что её тонкие металлические трубки и пластины антенн пересекаются наперекор законам известной человечеству геометрии. Впрочем, неизвестно, сколько в этом было правды, а сколько - обычного стресса.

Это четыреста километров до Земли не казались ни высотой ни расстоянием. Привычное к лесостепям человеческое подсознание с его фактической глубиной восприятия порядка сотни метров с первого же взгляда превращало их не более чем в красочную декорацию. А вот пятнадцать метров до "Кванта-1" с того же первого взгляда становились пятью этажами неустойчивого ажурного насеста - и вызывали настоящий страх.

Эффект накрывал практически всех, кто работал на Софоре, что мужчин, что женщин, без разницы, ещё с первых её строителей. Но теперь, когда Бороденко сам наблюдал за выходом установки на режим, ему казалось, что не так уж и лукавили все те, кому пришлось работать с шизофренической флотской конструкцией.

– В каком только дурдоме вы её чертежи у психа отобрали, - недовольно пробормотал бортинженер, и принялся за предварительную стадию подготовки эксперимента.

Не самое простое занятие. Балансировать накачку рабочих накопителей должен был специальный компьютер, но земной, ещё ранних восьмидесятых годов разработки, давно устарел и не лез в грузовик по массе, а современный космический требовал импортных деталей. Купить их вовремя и хотя бы начать сборку попросту не смогли.

Поэтому какая-то светлая голова на Земле догадалась отпечатать цветные таблицы основных режимов, выдать их оператору установки, и отправить его крутить реостаты вручную - пока все нужные стрелки не займут все нужные положения. Как при этом работает установка, на станции не знал вообще никто. Только положения стрелок и последовательности изменений настроек в каждой серии экспериментов. Шутки это порождало... соответствующие.

– Эй, Джон Гордон, сколько нам до первого залпа Разрушителя?
– Степняков устал следить за мучениями товарища и решил его немного подбодрить.

– Айболит, не мешай, - Бороденко недовольно дёрнул плечами.
– Я первый раз тут всё сам делаю. Иди вон, лучше, серию фотографий сделай, их с нашего ракурса тоже просили.

– Лечу, Юлик, - Степняков выхватил из креплений фотоаппарат и повернулся к люку.
– Уже лечу.

– Земля, есть телеметрия, - отрапортовал командир экипажа.
– Начало эксперимента по готовности Сириуса. Ведём предварительную.