– Да ну?
– больше для порядка спросил Никитин. Как бы ему ни хотелось, чтобы гипотеза бортинженера оказалась ложной, она слишком многое объясняла. И прежде всего - полную безжизненность любой аппаратуры.

– Ну да, - Бороденко держал фонарик перед собой, направив в "потолок" отсека.
– Смотри, вот я им пожужжал - какой-то заряд появился. Дохленький, правда. И предохранители я бы везде проверил.

– Так что, - командир экипажа повернулся к мёртвым панелям управления.
– Получается, у нас тут всё это хозяйство сдохло? Сколько у нас времени?

– Если питание не восстановим - часов восемь. Ну, двенадцать. Задыхаться и перегреваться начнём часа примерно через два. Если шашки жечь, ещё потрепыхаемся, но температура будет как в бане - обрисовал ситуацию бортинженер.
– Чинить нам с тобой - не перечинить.

– Значит, работаем, - подтвердил Никитин, и чуть повысил голос в тёмные глубины станции.
– Валентин, что у тебя с осмотром?

– Пусто!
– растеряно откликнулся тот.
– Корабля около станции нет.

– Совсем нет?
– переспросил Бороденко.

– Совсем нет, - подтвердил медик.
– И установки на Софоре тоже нет.

– Как нет?
– от этих слов растерялся даже Никитин.
– Они её разбили, что ли?

– Я не знаю, что с ней сделали, но Софора теперь короче метра на три, и выглядит как оплавленая!
– Степняков в недоумении глядел на вроде бы прочные металлические трубки монтажной фермы. Вокруг них облаком мелкого космического мусора парили оборванные кабели и лохмотья оплётки.

– Отправляйся по отсекам, проверяй на разгерметизацию, - приказал Никитин.
– Мы попробуем восстановить питание.

– Есть!
– торопливо согласился медик. Угрозу он представлял себе крайне хорошо. Это при сравнительно большой пробоине станция могла погибнуть за считанные минуты - но и слышно такую дыру в любом отсеке даже при активной работе всех бортовых систем. Небольшая трещина гораздо коварнее. Медленная потеря воздуха лишает сознания незаметно и эффективно. Степнякову оставалось только ухватить фонарик в одну руку, блестящую кастрюлю измерителя - в другую и отправляться в полёт.

– Связь бы нам, командир, - пожаловался в пустоту Бороденко, пока они пытались оживить питание с хотя бы одной солнечной батареи. Фонарик с разряженными аккумуляторами то и дело гас, и его приходилось каждые несколько минут подкачивать отдельно.

– Разберёмся с жизнеобеспечением, займёмся связью, - ответил Никитнн.
– Если мы станцию не удержим, на ремонтную экспедицию может просто денег не хватить. Туриста сюда отправлять никто в своём уме не разрешит, а без валюты - сам понимаешь.

– Да уж, - мрачно прокомментировал ситуацию Бороденко.
– Сказал бы мне кто это десять лет назад...

Несколько минут прошли в напряжённой работе. Затем вернулся Степняков.

– Течей на станции нет, давление в норме, - сказал он.
– Командир, я кислородную шашку зажгу?

– Разрешаю, - согласился Никитин.
– Только проверь сначала, как бы чего не вышло. Сам понимаешь, нам тут сейчас только пожара и не хватало.

– А-ага, - растерянно подтвердил медик. В теории пожар на станции можно потушить, а первое время сразу после него протянуть в изолированных противогазах. Но это на исправной станции, а не внутри набора полностью мёртвых отсеков, в которых уже не работали ни СЖО, ни даже аварийное освещение.

Коробка с укладкой кислородных шашек напоминала боекомплект старинной пушки - отдельные ячейки с крышками, под которыми ждали своего часа цилиндры с буквенно-цифровым кодом на корпусе.

Как он должен был проверять шашку и печь, Степняков не имел ни малейшего понятия, но послушно осмотрел и то и другое, повертел шашку в руках и чуть ли не понюхал. Затем очнулся, истерически хихикнул, вставил шашку на место, проверил затвор и решительно наколол специальным рычагом химический капсюль. Систему аварийной регенерации кислорода делали умные люди, и рассчитывали её на что угодно, включая ядерную войну - поэтому в самой кислородной печи не было даже электрики, не то, что электроники. А химия и механика решили вопрос просто и надёжно - как автомат Калашникова.

Зашипело.

Через многочисленные отверстия тёплой волной пошёл кислород. Степняков жадно вдохнул и решительно толкнулся прочь от установки. Хотя облака углекислоты без вентиляции и начинали понемногу давить на организм, дышать чистым кислородом тоже не стоило.

Любой из членов экипажа отлично понимал, что без постоянного разгона выдохнутого углекислого газа - движениями или резкими взмахами рук у лица, отравление углекислотой довольно быстро начнёт брать своё даже с тренированных организмов космонавтов.