Дон Баррехо повернулся к Мендосе, с интересом глядевшему на эту поразительную встречу, и сказал взволнованно:

— Видишь, друг, что уготовила печальная судьба великим гасконцам, уехавшим искать счастья в Америку? Вот маленький благородный человек нашей благородной земли, тысячелетиями кормившей гасконцев, тоже вынужден носить бокалы с мецкалем, подавая напитки даже грязным индейцам. Полагаю, что в Центральной Америке больше не найдется гасконцев, да и те опустились до такой степени, что стали трактирщиками!..

— Ужас!.. — сказал баск. — Для забияк, превосходно владеющих шпагой, такое занятие не назовешь удачным.

— Погибла Гасконь!.. — воскликнул дон Баррехо, и глаза его увлажнились. — Земля храбрецов вымирает.

— Да брось ты, дружище, — сказал трактирщик. — Гасконь никогда не умрет, хотя ее сыновья вынуждены торговать вином и повесили свои ржавеющие шпаги на прокопченные стены или над камином. Но наши руки сохраняют способность наносить быстрые уколы.

— Ты прав, друг, — согласился дон Баррехо, с готовностью расставаясь с внезапно нахлынувшей тоской. — Мы навсегда останемся самыми грозными дуэлянтами Франции. Эй, Мендоса, протяни свою пятерню моему соотечественнику, и ты, Де Гюсак, сделай то же. Пожми руку одного из самых знаменитых флибустьеров, которые только жили под американским небом.

— Флибустьер, ты сказал?

— Тс-с! Помолчи пока. Принеси лучше нам выпить, если у тебя в погребке еще остались бутылки.

— Для друзей всегда найдется, — ответил трактирщик, исчезая в соседнем помещении.

— Где ты с ним познакомился? — спросил Мендоса у дона Баррехо.

— В Панаме, где он, по-моему, продавал бананы. А что ты хочешь? Америка не создана для гасконцев.

— На что ты жалуешься, плут? У тебя восхитительная жена и погребок с прекрасным ассортиментом, который приносит тебе много пиастров. Чего тебе больше желать?

— Чтобы больше ни один сын земли забияк не торговал вином, — ответил дон Баррехо трагическим голосом.

— Но ты же всегда готов пить его.

— Tonnerre!.. Задира, живущий только приключениями, всегда пьет как губка.

— Тогда оставь на время в покое свою великую Гасконь, которая никогда не была больше любой испанской провинции, и займемся маркизом. Мы пришли сюда не затем, чтобы спорить о твоих соотечественниках.

— Я часто становлюсь тупым, дружище, — сказал дон Баррехо. — Я совсем забыл, что мы пришли в Сеговию-Нуэву ради похищения маркиза де Монтелимара. Этот вельможа нам нужен, и повалим его, как свалили перед этим Пфиффера.

— К несчастью, маркиз не ходит пить в таверны, и хватать его придется не здесь.

— Положись на меня, — ответил дон Баррехо. — Пока что мы проникнем в его дом, и это уже много. Tonnerre!.. Гости маркиза де Монтелимара!.. Этот проклятый маркиз, в сущности, умеет ценить храбрость. Он — настоящий кабальеро.

В этот самый момент появился Де Гюсак с корзиной, полной бутылок довольно почтенного вида.

— Последние, — с грустной улыбкой сказал он. — Надеюсь, они из лучших. Можете спокойно осушить их; я берег их для друзей, а друзья сюда так и не пришли. Франция очень далека, да и у буканьеров Мексиканского залива, а они почти все мои соотечественники, есть достаточно оснований не появляться здесь. Даже в Сеговии-Нуэве веревок предостаточно.

Он открыл пару бутылок и наполнил кружки:

— Итак, за Гасконь!

— Раз уж нет трактирщицы, — ответил дон Баррехо, осушая одну за другой три или четыре кружки.

Он отер усы, прищелкнул языком, а потом уставился прямо в глаза своему соотечественнику и внезапно спросил:

— У тебя есть пустая большая бочка?

— Да они все пусты, и нет надежды на то, что когда-нибудь наполнятся! — рассмеялся в ответ Де Гюсак.

— Нам хватит одной, лишь бы она смогла вместить человека.

— Человека!..

— Мы затолкнем туда маркиза де Монтелимара.

— Разрази вас тысяча дьявольских молний!.. — испугался Де Гюсак. — Что вы готовите в нашем городе?

— Хотим похитить человека, которого зовут маркиз де Монтелимар, — ответил спокойным голосом дон Баррехо. — Ты считаешь, что мы не способны выполнить эту задачу? Я и мой друг, сидящий здесь, рядом со мной, делали еще и не то, когда были на службе у господина графа Энрико ди Вентимилья, сына одного из трех знаменитых корсаров.

— Значит, ты вступил в братство флибустьеров?

— Я устал торговать вином и смотреть, как моя драгинасса каждый день покрывается все большим слоем ржавчины, а потому оставил бочки и кружки, решив немного поразмяться. Ты же знаешь, что в наших гасконских телах сидит по тридцать дьяволов.

— Добавь к ним еще тридцать, — вмешался Мендоса, — и все равно не хватит.

— В таком случае и я дам пинок своим бочкам, которые все равно пустые, и уйду к флибустьерам.

— Не все выбрасывай: я же сказал, что одна мне нужна.