Блажен, кто поздней осени не зрит,Кто шутки ради книги открывает,Кто Песню Песен радостно читает,Над Книгой Руфи весело острит!Беда тому, кто, сон и аппетитУтратив, лямку жизни не бросает,Его предательств ямы окружаютИ мошкара сомнений тормошит.Смеется светлой юности стихия!Что ей сулите вы, виски седые?Пустую мудрость? Холод и туман?Пусть будет жизнь прекрасней и короче,Пусть не успеет распознать обманТитания июньской светлой ночи!
ДВЕРЬ В СТЕНЕ
Как наяву тот сон увидел я:Умолкло бормотанье парохода,Камыш и вербы, светлая погодаИ полноводной речки чешуя.О, Родина прекрасная моя!Я знал тебя в счастливейшие годы,Но и меня осилили невзгоды,И позабыл твой светлый образ я…Но вот пришел вечерний час свиданья —Не стало ни тревог, ни ожиданья,Открылась дверь заветная в стене,Все тихо. Спят усталые колеса,И цапли в золотистой тишинеПерелетают с отмелей на плесы.3/X.1934
ЭЛЕГИЯ
Чернеет лед на линии трамвая,Синеет в темных улицах весна,И юность — ясноока и стройна —Встает, былую радость навевая.Так это ты! Но чья же воля злаяТебя убила? Где звенит она,Твоей живой веселости струна?Зачем тебя томит печаль больная?А помнишь все, что было и прошло?Небесный свод, прозрачный, как стекло,В котором стая шумно пролетала…Как быстро таял снег! Как лед звенел!Теперь того, что прежде звалось «Мало»,Ты выдержать бы даже не сумел!26/II.1934
В ДОНБАССЕ
Двенадцать дней, двенадцать синих чашСияли глубью тихою над нами,Мы пили их спокойными глотками,Мы знали — этот месяц будет наш.Мы знали — близко море и Сиваш,Нас ветер бил могучими крылами,День исчезал за алыми вратами,Большая степь манила, как мираж.А вечером в небесной бездне чернойГорели нам созвездий крупных зерна,Огонь заката на краю землиТускнел и становился все янтарней,И сквозь туман и сумрак нам вдалиВставали две зари над сталеварней,4/V.1933
28 АВГУСТА 1914 г
Чуть приоткрыв завесу облаков,На поле и стерню луна смотрела,В туманной дымке шелковисто-белойСияли тускло главы куполов,Степь, словно океан без берегов,Под небом расстилалась без предела,И где-то в ней звенело и гуделоМятежным эхом прожитых веков.Я думал: степь! Что за твоей чертою?Грозишь ли ты пустынной темнотоюВ осеннем безысходном забытьи?Иль снова мне сверкнет весна живаяИ заблистают звонкие ручьи,На желтом дне оврага пробегая.1/III. 1934
СТЕПНЫЕ ДОРОГИ
Тропинок желтоватые извивы,Широкие, спокойные поля,Где ровными рядами тополяПостроились, красуясь горделиво.Дороги расползаются лениво,Под чьими-то копытами пыля.—Привет тебе, счастливая земля!Полтава! Ты румяна и красива!Мне облик твой, как память юных лет,Как Гоголя невытоптанный следИ кобзарей задумчивое пенье,В моих ушах, как стародавний зов,Еще плывет в прекрасном отдаленьеТяжелый скрип медлительных возов.1/III. 1934
ГИЛЬГАМЕШ
Утнапиштим, далекий предок мой,Потерянный в огромном океане,Я — Гильгамеш, палач на поле брани,Я — царь Урука, пламенный герой.Имел я друга — счастье и покой,Он даровал крылам моих дерзаний,Но умер он, мой добрый Эабани,И горьких дум меня смущает рой.Дай мне совет, мой древний предок милый,Как продлевать наш век людской унылый?Как подойти к загадкам бытия?Но ветхий дед с улыбкой тихой ласкиПро Древо Жизни мне лепечет сказки,Которые младенцем слышал я.7/V.1922
ХИРОН
Как вал морской, взвилась вершина Эты,Долина светлым бархатом цветет.Кентавр творит: кентавр свирель берет,И звук свирели выдает поэта.Мелодия как ласковая Лета,Чьи воды пьет Орфей и Лин поет,Всех горестей людских унылый гнетПереплавляя в сладкий мед Гимета.Давно забыл он свой родной табун,Давно привык к звучанью лирных струнПод Фебовой душистой сенью лавра:Любовью к песне пересилил онЗвериные наклонности кентавра,Друг смертных и богов — кентавр Хирон!25/II. 1922
