Причину подобного недопустимого ведения дела надо искать в том, что Государь и все правительство были убеждены, что военные силы Японии не представляют серьезной опасности для такого могущественного государства, как Россия, и что наша победоносная армия всегда легко справится с небольшими военными силами Японии. Такое убеждение было навеяно на Государя и на общественное мнение легкомысленными сановниками, несмотря на то, что наш посол, барон Розен, все время доносил, что Япония усиленно готовится к войне, что боевая подготовка ее армии заслуживает самого серьезного внимания и что общественное мнение Японии очень настроено против России за оскорбительное отношение к ее интересам в Азии. На основании данных, приводимых в воспоминаниях графа С. Ю. Витте, видно, что он был против всей этой авантюры, но в то время его звезда закатилась, и он не мог иметь влияния на ход государственных дел. Главным руководителем политической жизни в России тогда был фон Плеве, который поощрял воинственноое отношение к Японии, видя Э победоносной войне средство для сокрушения социалистических идей и для укрепления престижа царя.

Военные во главе с министром Куропаткиным8) не отдавали себе отчета, при каких трудных обстоятельствах нам придется вести войну на Дальнем Востоке, где у нас находилось во всем громадном крае только 35.000 войска, а операционная линия от базы снабжения превышала 8500 километров. Мы тогда только приступали к перевооружению полевой артиллерии скорострельными 3-х дюймовыми пушками; проблема боевого применения новой артиллерии в современной войне нами совсем еще не была разработана.

Японцы хорошо знали все наши недостатки и, когда увидали, что наше правительство не желает относиться с должным уважением к их интересам, решили коварно напасть на наш флот в Порт Артуре и его обезвредить. Когда известие об этом нападении дошло до Петербурга, то публика возмущалась не столько дерзким нападением, сколько бездеятельностью нашего командования на Дальнем Востоке и особенно командующего флотом адм. Старка, который не принял никаких мер, чтобы не допустить проникновения японских судов в Порт-Артурскую гавань: на наших кораблях шло празднество и веселье без всяких мер охраны, в то время, когда ночью японские миноноски беспрепятственно вошли в гавань.

Таким образом началась русско-японская война. Даже после первой катастрофы в Петербурге все думали, что война скоро окончится в нашу пользу. О степени нашей неподготовленности мало кто имел ясное представление. Командующим армией вскоре был назначен военный министр ген. Куропаткин, боевая репутация которого была установлена в 80 годах прошлого столетия, на войнах в Средней Азии, когда он был начальником штаба знаменитого Скобелева, героя

русско-турецкой войны. Злые языки уже тогда говорили, что для победы недостает только Скобелева, при котором Куропаткин был бы снова хорошим начальником штаба. Когда же Куропаткин пригласил к себе начальником штаба ген. Сахарова, то киевский генерал-губернатор и боевой генерал Драгомиров заявил с присущей ему резкостью1: «Все могу переварить, только не куропатку с сахаром!». Организовав свой полевой штаб, Куропаткин вскоре отправился на театр военных действий, и его вагон был украшен большим числом святых икон, поднесенных ему его почитателями и административными учреждениями.

Боевая обстановка к приезду Куропаткина в армию складывалась для нас неблагоприятно: искалеченный флот был заперт в Порт-Артуре, который скоро был отрезан от армии и осажден. Японская дивизия, наступавшая из Кореи, вступила в бой с нашей дивизией под Тюренченом и нанесла ей сильное поражение, захватив 26 новых полевых орудий. С самого начала обнаружилось, что тактика нашей артиллерии совершенно не отвечает требованиям современной войны и что мы не можем бороться с японской артиллерией. В то время, как японцы маскировали свои батареи за возвышенностями, и вели закрытую стрельбу по невидимой цели, наша артиллерия по старинке выезжала на холмы и вели стрельбу по видимым целям; при таком состязании понятно, что наша артиллерия в скором времени была , приводима к молчанию. С другой стороны, японская артиллерия имела большой процент бризантных гранат, наполненых сильно взрывчатым веществом «шимоза» (смесь пикриновой кислоты и тринитрокрезола), между тем, как наша артиллерия имела только 1/7 часть всех снарядов в виде гранат, а остальные были шрапнели. Наши гранаты не были залиты меленитом и потому не могли иметь такого разрушительного действия, как японские. Недаром смеялись тогда над Куропаткиным, говоря, что «Японец нас бьет шимозой, а Куропаткин будет их бить иконами».

Русская пословица говорит: «Гром не грянет, русский мужик не перекрестится». «Креститься» мы начали лишь тогда,

когда обнаружились все недостатки нашей артиллерии. В тылу спешно приступили к изучению правильного боевого применения скорострельной артиллерии. Во главе этого дела стал вел. кн. Сергей Михайлович, назначенный тогда инспектором артиллерии. Он сумел подобрать хороших помощников и не покладая рук в сравнительно короткое время поставил на современную ногу обучение вновь формируемых батарей. Я уже говорил и буду говорить дальше, что русская артиллерия многим обязана вел. кн. Сергею Михайловичу. Для России огромная потеря, что такой выдающийся артиллерист погиб в сравнительно раннем возрасте от руки большевиков.

В это время на фронте наши артиллеристы поняли, что с японской артиллерией надо бороться с «закрытых позиций» и уже при Вафангау наша артиллерия заняла закрытую позицию (отличились в этом бою артиллеристы Узунов и Соболевский). Но первая победа нашей артиллерии над японской была одержана в бою под Дашичао (11 июня 1904 года), когда артиллерия 1-го Сибирского Корпуса, будучи в два с половиной раза слабее японской (76 наших орудий против 186 японских), была помещена за холмами, очень хорошо замаскирована и показала удивительное искусство в стрельбе, так что не только подавила артиллерию японскую, но и не позволила японской пехоте двинуться в аттаку. Честь этой победы нашей артиллерии принадлежит двум артиллеристам (оба окончили Михайловскую Артиллерийскую Академию) ген. Мрозовскому и полк. Пащенко.

Высшее командование, как ген. Куропаткин, так и командир 1-го Сибирского Корпуса ген. Штакельберг, оба были совершенно не в курсе современной тактики артиллерии; чтобы показать их невежество в этом деле, я приведу здесь один эпизод. За два дня до боя командующий манчжурской армией ген. Куропаткин в сопровождении командира корпуса и большой свиты об’езжал заранее подготовленные позиции под Дашичао и был удивлен, что вся артиллерия расположена позади линии возвышенностей. Обратившись к ген. Мрозовскому, Куропаткин спросил: «Почему Вы не пользуетесь заранее подготовленной позицией? Отчего не используете укрерление для 4-х орудий с 4-мя амбразурами, расположенное на сгибе?» На это ген. Мрозовский ответил: «Эта батарея представляет весьма слабую позицию; я мог бы ее занять лишь по особому Вашему приказанию, так как уверен, что она будет уничтожена в несколько минут; но тогда я буду заранее просить Вас о награждении оставшихся в живых георгиевскими крестами; я предпочитаю занять закрытые позиции». Видя настойчивость и решительный тон ген. Мрозовского, Куропаткин предоставил ему выбор позиций для артиллерии; в результате, благодаря умелому расположению батарей, японцы, несмотря на подавляющее превосходство в силах, не смогли подавить нашу артиллерию и пустить пехоту в атаку, причем сами понесли большие потери. Это был первый успех нашей артиллерии.