Он не знал этих мест, переход действительно оказался длинным и действительно повлиял на него: человек увидел, что похудел почти на два размера, одежда на нём висела мешком. Нездоровое похудение, оставляющее неприятный цвет кожи и общую обвислость. Затянув ремень потуже человек двинулся по пустыне вперёд. Не слишком далеко - он не хотел отходить от рельс, но сколько бы он не шагал вперёд, рельсы всё равно оставались в нескольких шагах от него, хотя местность без сомнения менялась. Поэтому в конце концов он смело пошёл вперёд, просто чтобы размять ноги - за время ходьбы по рельсам они словно бы не задействовались, словно бы затекли.

– Смотреть не на что. Всюду пустыня...

Человек ощущал себя мошкой в блюдце, из которого кто-то выпил его содержимое. Ощущалась какая-то всеобъемлющая, невыразимая пустота этого места. Если в арройо были хоть какие-то признаки жизни: креозотовый запах, кострище, кал ушедших людей, то здесь что было?

– Что здесь-то? Только соль. Соль - это хорошо, но что оно соль-то? И воды нет. Воды нет...

Воды у человека действительно не было, но пить ему не хотелось. Он ещё раз осмотрелся вокруг. Ничего нового: только лишь дрожащий над землёй, как желе, воздух, да поблескивающие кое-где солончаки. Время идти дальше.

Верти головой туда и сюда - ничего не изменится: лишь обжигает солнце, лишь трудно дышать нагретым воздухом, но человек всё равно шёл, уверенный, что невозможно ни на что не наткнуться, если идёшь вперёд. В этом самом "вперёд" виднелось что-то, привлекающее внимание - словно бы какое-то животное легло на бок и издохло, к нему и пошёл человек.

Он шёл так долго, что у него разъело подошвы ботинок от соли.

Но в конце концов он пришёл к кораблю. Старому, ржавому, огромному танкеру, лежащему на боку. Чтобы обойти его и залезть внутрь понадобилось бы несколько часов, поэтому человек просто подошёл и пнул борт ногой. Внутри сразу что-то зашебуршало - слышалось даже через толстые борта.

– Ты кто ещё такой?! Что тут делаешь?!

– Вот и иди отсюда! Это наше всё! Наша земля! Наша территория!

– Иди-иди! А то выйдем, не поздоровится!

Это вызвало удивление и полное нежелание отвечать. Люди были заперты в ржавом корабле и им это вполне нравилось. Человек пожал плечами и двинулся дальше. Корабль быстро скрылся вдали.

Человек много ещё видел таких кораблей. Где-то не было людей. А где-то они были. Иногда злые, иногда добрые, иногда они делились едой, водой, сочувствием, дружеским отношением, и что было лучше - совершенно невозможно понять. В некоторых даже удалось найти еды и хорошенько поесть, но от этой сытости не было приятно, сразу приходило осознание: эта еда не усвоится совершенно, оставляя после себя слабость и чувство пустоты в кишечнике.

И поэтому человек шёл дальше. Дальше от рельсов, от корабля к кораблю, совершенно забыв о том, что первоначально хотел попасть в город. Солончаковая пустыня поглотила его так же, как поглощали его рельсы, но, в отличие от безжизненного арройо, в ней была жизнь. Человеку это казалось крайне удивительным.

Первые месяцы, может секунды, часы или даже годы, он не мог привыкнуть к поглощающим его целиком чувствам голода и одиночества. Невозможность наесться - это ещё куда ни шло, но невозможность остаться в каком-нибудь корабле била его гораздо хуже, хотя порой, и даже очень часто, ему казалось, что вот-вот и всё будет в порядке, что удастся ему остаться с людьми и жить отличной жизнью, забыв об отце и о мёртвой земле и о фиолетовой луне и обо всём другом.

Были в его путешествиях отличные друзья: сильные мужчины, красивые женщины, некоторых мужчин человек называл братьями, а некоторых женщин любимыми, но каждый раз всё кончалось точно так же: ночью, томимый жаждой движения более, чем жаждой еды или секса, он вставал и уходил, а вернуться назад ему потом уже не удавалось... хотя истории это совсем иные, рассказ о них был бы очень, очень долгим.

И вот он шёл точно так же, как шёл тогда, когда только спустился с рельс, секунды, месяцы или годы назад.

Солнце всё не садилось и не садилось, человек устал, но его внимание привлекло что-то ещё, видневшееся впереди. Это что-то шевелилось. Подойдя ближе человек понял, что это - лошадь. Кажется, мёртвая.

– Шевелится почему? А... там кто-то лежит...

Старик, тощий, тонкокостный, с клочковатой бородёнкой, в каком-то откровенно драном халате. Он силился дотянуться рукой до лежащей рядом с ним сумки, но не мог: слишком далеко, хотя и близко. Человек подошёл к нему и толкнул сумку ногою, после чего старик достал оттуда кожаную (человек заметил, что никогда таких раньше не видел) и жадно напился оттуда. Протянул её человеку, тот взял её и тоже попил. Во фляге оказалась вода. Немного солоноватая, но, без сомнения, пресная.

– Помоги сдвинуть лошадь!

Старик помолчал, сказав это, и продолжил.

– Она тяжёлая очень, понимаешь? Я не могу.

Взялись за неё вдвоём, всё равно было очень трудно, хорошо ещё, что старик, очень тощий, смог вылезти из под мёртвого животного стоило только его слегка приподнять. Подпрыгнув на ноги и даже не оттряхнувшись, он достал из-за пояса кривой, весь в царапинах нож с перемотанной сырмоятным ремешком рукояткой и воткнул его в лошадиное бедро.

– Я нам мяска нарежу, ты есть-то поди хочешь? Или соли наковыряй. Тут она везде, соль. Только без серой земли.