До поры до времени.

– Сла-авься, А-атечество, – загорланил Кочер, стараясь перекричать собственный страх, копошащийся внутри. – Ва-аше сва-абодное…

Он уже точно знал, что с девками у него ничего не получится. Напрасно они затеяли возбуждающую возню, сплетясь на ковре в клубок подрагивающей плоти. Кочер закрыл глаза и стиснул зубы. Если бы только русские знали, как он им завидовал! Молодым и старым, богатым и нищим, мужчинам и женщинам, продажным и неподкупным, трезвым как стеклышко и в дымину пьяным.

Имелось в них что-то такое, чего не было и не могло быть у Роберта Оттовича Кочера, такого прозорливого, такого расчетливого, такого удачливого. Что? Названия у этого загадочного свойства натуры не существовало, как не существовало его отпускной или закупочной стоимости. Вот что добивало Кочера сильнее всего. Он не мог стать русским ни за какие деньги. У него не получалось быть даже просто мужчиной. И, страдая от собственного бессилия, он завопил, топая ногами и брызгая слюной:

– Вон отсюда! Убирайтесь! Ненавижу вас! Всех вас не-на-ви-жу-у!!!

– Как повеселились? – поинтересовался Ханчев, лоснясь тщательно прилизанной головой.

– На славу, – ответил Кочер, придав голосу оттенок расслабленности.

– Светленькая – просто конфетка. Так бы и съел.

– Костистая слишком.

– А темперамент? – спросил Ханчев.

– На высшем уровне, – сказал Кочер. – Профессионально обслуживают, этого у них не отнять.

– Отнять у быдла можно все. Было бы желание.

– Желание есть. Отнимать уже почти нечего.

Кочер засмеялся. Ханчев присоединился к нему.

Они блаженствовали возле полыхающего камина. В зале было темно, лишь блики пламени отражались на лицах мужчин. Из-за беспрестанной игры теней оба казались не слишком похожими на себя. Покосившись на хозяина, Ханчев позволил себе дружеское замечание:

– Вы выглядите усталым. Не пора ли отдохнуть?

– Вот отпразднуем Международный женский день, – сказал Кочер, – тогда и отдохнем. Полетим вместе в Штаты, оттуда – на Ямайку или на Барбадос…

«Где тебя закопают, – добавил Кочер мысленно. – В белый прибрежный песочек».

– Звучит заманчиво, – протянул Ханчев, трогая то усики, то бакенбарды. – Океан, пальмы, сговорчивые девочки в бикини…

«И мальчики, – подумал он мечтательно. – Загорелые, с упругими ягодицами, наивные. Дети природы».

– Но сначала мы должны покончить с делами здесь, – строго произнес Кочер. Из-под кочерги, которую он сунул в пламя, вырвался сноп искр. Пошуровав в камине, Кочер добился лишь того, что несколько головешек вывалились на мраморные плиты, обсыпав их золой и пеплом.

Проследив за действиями шефа, Ханчев подбросил в начавший угасать огонь пару поленьев. В этом доме использовали дрова из вишни. Они давали особый, ни с чем не сравнимый запах.

– Что ты знаешь про город Иваново? – спросил Кочер, роняя раскалившуюся кочергу. Пламя в очаге моментально просветлело и заплясало веселее.

– Иваново, Иваново, – сосредоточенно забубнил Ханчев, словно в его маленькой аккуратной голове действительно помещались какие-то энциклопедические познания.

– Это город невест. Вернее, город безработных невест.

– Ого! Целый город невест? Хотел бы я там побывать! – Ханчев откинулся на спинку кресла и посмотрел на потолок. – Как говорил мой дед, каждый хорек мечтает о собственном курятнике.

– Считай, ты свой курятник нашел, – сказал Кочер. Слово «хорек» им произнесено не было, но подразумевалось.

В угольных глазах Ханчева вспыхнули и погасли красные искры.

– Отлично, – откликнулся он.

– Сам туда пока не суйся, отправь пару толковых парней. Пусть определятся на местности.

– Что именно нас там интересует?

– Да уж не сатин, не маркизет, – хохотнул Кочер. – Подозреваю, что все ивановские невесты носят сатиновые трусы, но под юбки им заглядывать не обязательно.

– Можно поконкретней, Роберт Оттович? – спросил Ханчев, не удержавшийся от быстрой брезгливой гримасы.

– Запоминай. Необходимо обследовать следующие объекты. – Включив мобильный телефон, Кочер сверился с текстом полученной инструкции. – Прядильная фабрика имени Восьмого марта, раз. Фабрика «Красная Талка», два. Большая Дмитровская мануфактура, три. Текстильная академия, четыре. Повтори.