А Владимир Павлович в это время погрузился в другую жизнь: перед ним во всей привлекательности и доброте возник образ его первой супруги Валентины на том самом месте, недалеко от Центрального телеграфа. Она так же, как и тогда стала спрашивать его: вы не из Прибалтики? У вас прибалтийский акцент. Потом она увела его в Александровский сад, долго и жарко целовала его так, что у него появилась кровь на губах. Тогда Валя достала белоснежный платочек и вытирая ему губы, спрашивала:

– Зачем ты бросил меня, что я тебе такого сделала? Я приютила тебя бесприютного, не позволила тебе жить на вокзале, пожалела тебя, вернее, проявила к тебе гуманные чувства, а ты так обманул меня, почему, скажи на милость?

– Прости меня, я страшно виноват перед тобой.

– Останься со мной и никогда не уходи от меня,- произнесла она и взяла его за руку. Они шли дорогой, затем поднялись выше туч, любуясь луной и звездами, а под ними крутилась земля, маленький шарик с пожарами, наводнениями, разводами, войнами, разрухой и голодом.

– Не будем больше возвращаться на землю, - сказал он Вале.

– И я так думаю, - произнесла Валя, хватая его за руку и увлекая в бездонный космос.

Света поднялась только утром, когда свет вовсю проникал в окна и тут же бросилась к мужу. Муж спал... вечным сном. Ужас свалился на ее бедную голову так быстро и так неожиданно. Она даже не могла реветь: душа закаменела, слезы, как ручеек в пустыне, высохли. Она ожидала всего, что угодно, только не этого. Она осиротела, оставшись с маленьким ребенком на руках. Его надо поднять на ноги, а как это сделать, не имела решительно никакого понятия. Высокий забор и золотая крыша над ее прелестной головкой вдруг исчезла, забор развалился и перед ней предстала жестокая действительность, где надо было вертеться волчком, чтобы выжить да еще сына поднять на ноги. И потом, как это так? Вчера был, говорил с ней, улыбался, а сегодня его нет. Вот он лежит как во сне, с маленькой едва заметной застывшей улыбкой на губах, и эти губы никогда больше не изрекут ласковое слово в ее адрес.

Смерть мужа заставила ее думать о том, о чем она раньше никогда не думала. Оказывается, жизнь это не что-то вечное и незыблемое, данное раз и навсегда. И правильно делают те люди, которые думают о том, что придется умирать. Это ведь сказывается на поведении, на отношении к другим. И ей очень хотелось сделать что-то для окружающих.

Не утешало даже то, что муж оставил неплохое наследство: прекрасный дачный дом в Подмосковье, отремонтированную квартиру по европейским стандартам, два автомобиля и полмиллиона долларов.

И здесь дом, стоимостью в триста тысяч, а в нем много добра. А сколько одежды мужской и женской, и особенно детской. Надо раздать все людям, а дом продать и вернуться в Москву. Светлана раздала все это, не думая о том, что сколько стоит.

После похорон мужа, а похоронила она его здесь же, в Клевене, поскольку не было никакой возможности перевести тело в Москву, к ней подошли два алкаша и стали просить забор, что опоясывал дом на могильные ограды.

– - Но...забор...ограждает участок и дом, как же я могу это сделать? А потом он недешево стоит.

– - Дом вы все равно продадите. Вы-то здесь жить не будете, -- сказал один из них, нагло глядя ей в глаза.
– А если не продадите, его и так разберут по частям.

– - Откуда вы знаете? а может, я здесь останусь?

– - Мы усе знаем, -- сказал патлатый.

– - Ну и хорошо. Только забор разбирать я не намерена, -- заявила Света уже более твердо и повернулась, чтобы уйти.

– - Она давно не обнималась, -- добавил второй мужик и захохотал.

Вскоре Света повесила объявление о продаже дома. Оно читалось издалека на любом заборе из деревянного штакетника. Слух о том, что продается москальский дом, облетела всю округу с быстротой молнии. Уже на следующий день председатель местного совета Дырко Корыто появился у калитки, запертой на ключ, и со всей силой стал нажимать на кнопку звонка. Светлана выбежала в халате, узнала председателя, его невозможно было не узнать, и открыла калитку, пригласила в дом.

– - Я еще раз прибыл выразить вам свое сожаление по поводу гибели так сказать вашего мужа, -- патетически произнес Дырко Корыто.

– - Премного благодарна. Но почему гибели?
– - нахмурив брови, спросила Света.

– - Я, знаете, не совсем затем пришел сюда, я сюда пришел по объявлению, а так у меня к вам и вашей семье нет никаких претензий. И вы, и ваш муж являются гражданами незалежной Украины, они могут иметь свой дом не только в Клевене, но и в Бердичеве, они так же могут и продать этот дом за денежки, разумеется, за зеленые. Я все жду, не дождусь, када Украину примут у етот Евросоюз и завалят нас продухтами, построят нам дома, такие же как у вас етот дом. Но пока там Юшшенко раздумыват, вступать али не вступать у ету Европу, или к американцам податься, я решил не затевать строительство своего особняка. Но..., э, все не то. - Дырко Корыто почесал затылок и снова заложил руки за спину, как в добрые старые времена, когда он обитал за Уралом на валке леса, где ходили, туда и обратно только так: руки за спиной.
– Мине доложили, что продается этот дом, и когда я подошел, действительно увидел, что дом продается. Сколько он мог бы стоить? Я прошу учесть, что при его строительстве, я, так сказать, все льготы предоставил вашему мужу, дай ему Бог здоровье, простите: дай ему Бог озможность посетить царствие небесное и тама остаться на вечные времена..., так вот, я подписал ему за всех, за архитектора, пожарника, землеустроителя и все-всех единым махом.

– Нам с покойным мужем этот дом обошелся в триста тысяч долларов, - сказала Света.

– В три тысячи долларов, так?

– Вы, Дырко, глухой малость: не три, а триста тысяч долларов.

– У меня таких денег в жисть не было, и быть не могло. Я вел скромный образ жизни, понимаете, а не то, что вы там, в Москве. У вас, должно быть, там своя скважина, откуда идет газ, и вы его продаете нам же, - так?

– Знаете что, Дырко Корыто, я вам буду платить триста долларов в году.

– За что?

– Вы будете присматривать за моим домом. Чтоб крышу не разобрали, окна не выбили и цветные стекла не растащили, чтоб забор не унесли.

– И шоб калитка на заборе была цела, - в восторге произнес Дырко Корыто.

– Вот именно.

– Тогда по рукам!

Так Света с маленьким Володей уехала в Москву, не сумев продать дорогостоящий дом. Отъезд не сопровождался ни радостью, ни печалью: Света здесь жила немного и не успела привыкнуть, так как она привыкла в Москве.