– Хорошо. Поставь, будь добр, на пол, рядом со скамьёй.

Ринмир послушно поставил чашу в указанное место и выжидающе посмотрел на старого колдуна, силясь понять смысл этих действий. Старик говорил со всё тем же облегчением, но теперь уже торопливо, поминутно кашляя, словно опаздывая куда-то:

– Дай мне руку, дитя. Помоги встать.

Ринмир протянул старику дрожащую ладонь. Тот обхватил худыми пальцами, походящими на легко гнущиеся лапы паука, запястье мальчика, и неожиданно потянул его на себя. Вроде бы следовало испугаться, закричать, но страха почему-то не было. Всё происходило так, как должно было. Сомнения, страх, желание вновь спрятаться за спиной родителей – всё это уходило.

Глаза стариков, которых знал до того Ринмир, походили своим цветом на выцветшую ткань: блеклые, усталые. С этого же лица на него смотрели тёмные, почти чёрные глаза, пугающе молодые и ясные. Может, у всех колдунов такие странные глаза?

Ринмир не увидел того, что было дальше. Скорее, почувствовал. Почувствовал, как что-то тёмное выбирается прямо из этих глаз, впиваясь в него самого, не давая вырваться и освободиться. Он вскрикнул – и что-то неожиданно отступило, чтобы после вновь потянуться к нему. Робко, почти нежно, как материнская рука, эта темнота коснулась его. Старый колдун тихо засмеялся и с ободряющей улыбкой на губах произнёс несколько коротких слов. Смысла их мальчик не понял: то ли старик говорил на каком-то неведомом языке, то ли это было заклинание. После он обессилено зажмурился, словно отходя ко сну.

Мальчишка стоял неподвижно, глядя на закрывшиеся глаза старца и ожидая, что тот очнётся вновь. Лишь когда за окном уже начало темнеть, Ринмир понял: старый колдун больше не дышит. Почему-то осознание этого не испугало ребёнка. Пришли в голову совсем не детские мысли о том, что надо бы рассказать людям в деревне и поговорить с могильщиком, чтобы обеспечить старцу достойное погребение.

Когда Ринмир вернулся в деревню, родители готовы были одновременно и размазать непослушное чадо по стенке, и расцеловать. Мама плакала, крича, что мальчику более никогда не следует ходить к колдуну, не желающему пользоваться своими силами во благо деревенским жителям. Ринмир успокаивал её, говоря:

– Не бойся, мама! Я к нему точно больше не пойду: он уже умер, хижина теперь пустая.

Мэрайе он принёс ту самую глиняную чашу, которую подносил к скамье, ставшей смертным ложем старого колдуна. Девочка долго ахала и охала, но в конце концов признала за приятелем право отныне и впредь считаться самым храбрым воином в их компании. Лишь на мгновение она заметила:

– Слушай, а что с твоими глазами? По-моему, раньше они были светлее…

Но ребёнок быстро забыл об этом. А кроме неё, никто и не обратил на изменившийся цвет глаз Ринмира ни малейшего внимания. Слишком велика была радость от того, что ребёнок вернулся из хижин колдуна живым и здоровым.

========== Глава V: Жалеешь ли ты? ==========

Лайонелл с трудом смог отвести взгляд от тёмных глаз колдуна и нервно сглотнул. Проклятье, почему создаётся такое впечатление, словно он видит наяву всё то, о чём рассказывает этот маг? Ринмир – так его, выходит, зовут.

– И чего ты добиваешься? – вспоминая всё, чему его учили, Золотой Страж выдавил неуверенную усмешку. – Хочешь, чтобы я сочувствовал тебе, поверил в то, что тебя просто заколдовали и передали магию силой, и…

Лайонелл осёкся, увидев, с каким выражением лица смотрит на него Ринмир. Вроде бы мужчина не сказал ни слова, но взглядом он сумел заткнуть молодого Стража лучше, чем какими-то пустыми словами.

– Тот колдун… он не просто околдовал меня. Он почувствовал во мне магическую силу, и передал мне не магию… Он передал мне знания, и только. Не более того.

– И ты, конечно же, жалеешь о том, что ты маг? – засмеялся Лайонелл. Ему казалось, что сейчас-то он услышит интересную историю из уст достойного противника. Но сейчас Золотому Стражу приходилось упорно убеждать себя: такие истории он слышал не раз, и каждый раз они завершались мольбой остановиться. Так к чему ждать финала?..

Нет. Всё же он дал слово, а значит – нужно выслушать. Колдун смотрел на юношу без мольбы, скорее – с лёгким любопытством, как на некую экзотическую зверушку. Словно, выдавая по капле историю своей жизни, он наблюдал за реакцией собеседника, изучал его.

– Скажи, мальчик, ты жалеешь о том, что родился человеком?

Вопрос был столь неожиданным, что Лайонелл вздрогнул. Как мог этот маг оставаться столь спокойным, находясь в западне? Сейчас он походил на старого, мудрого зверя, попавшего в капкан. Но этот зверь даже в таком положении оставался столь грозным и величественным, что охотник пока что боялся приблизиться к нему на расстояние удара.

– Жалеешь ли ты о том, что у тебя светлые волосы, а не, скажем, чёрные? Жалеешь, что у тебя нет крыльев или ядовитого жала? – продолжал наседать на собеседника Ринмир. – Глупо задавать подобные вопросы. Как можно сожалеть о своей сущности? Да и толку в сожалениях нет. Всё равно они ничего не изменят.

Скажи это любой другой человек, Лайонелл счёл бы подобное пустым бахвальством. Но сейчас, глядя в пустые тёмные глаза, он верил: этому колдуну действительно не о чем жалеть, пусть он и не может вырваться из расставленной западни. И не может ли? Может, он просто устал бежать?

– Ты ведь знаешь это сладкое чувство власти, когда делаешь что-то в первый раз. Первый удачный выстрел, первая убитая жертва…

– Я не убиваю невиновных, - зачем-то заметил Лайонелл. Маг чуть прищурился:

– Не убиваешь? Или веришь, что не делаешь этого?