– О, Элиа, ведь и ты зришь сие и знаешь суть вещей, но не откажу в просьбе тебе. Смотри, наши родичи ушли в набег, детей своих бросив и о справедливости позабыв, и, видится мне, несколько времени странствовали по пустыне без дороги и с единой целью - напасть и имущество похитить, а кто станет жертвою, для них безразлично было, лишь бы жертва сильною не оказалась. И в блуждании своем вышли они к тому же месту, куда и ты с караваном и народом своим, в те же края и к этому самому селению, и прямо среди дня, после краткой разведки, и напали на него, и всех жителей его, не щадя никого и с умыслом именно на такое злодейство, все умертвили оружием своим, железным и заостренным, и посмотри, вот, лежит пред тобой одна из сестер твоих по племени, тоже с оружием, и она тоже жестокостью напиталась, и в краткое время не осталось ни малого, ни старого, ни женщины, ни невольника - все убиты были прямо там, где и находились они, а кто бегством пытался скрыться и тем уцелеть, всех тех перебили рядом с оградою. И было их около тридцати человек, а по большей части, кроме трех или по крайности пяти, все они были женщины, дети, да старики, и они убили всех и заставили невольников, что в деревьях работали и воду к ним отводили, угрозами оружия и членовредительством собирать тела убиенных и сносить в край селения за ограду и там в песке немудрящее погребение совершать, без различия и без надлежащего слова и обычая, положенных как попало, мужчин вместе с женщинами, а детей так и вовсе поверх их, и людей свободного звания вместе с невольниками, приобретенными за серебро в вечную зависимость, а потом, как погребли они благородных хозяев и начальников своих, и ближних своих, так потом их самих, всех невольников, двоих или троих, которые скорбную работу эту принуждены были впопыхах делать, убили прямо там, на могиле, кровью свежею ее окропив, и там же воровским способом прикопали тела, дабы извести всех свидетелей гнусности своей.

– Но, мать моя, ведь по твоим словам всех жителей смерти предали, так чья же рука возмездие творила?

– В народе говорилось, да не всеми слушалось: не говори, что сильный, найдется посильнее тебя, не хвастай хитростью, есть и похитрее. Осмотри это место казни, ведь оно в самом богатом доме здесь. И все припасы в изобилии, и все имущество в изобилии. Как лишь сокрыли родичи твои следы изуверства своего, так и пошли праздновать нечестивые дела свои, и остановились здесь, и устроили пир, и накрыли дастархан, и снабдили его всеми благами земли сей - мясом ягненка, и финиками вялеными, и финиками свежими, и маслом, и орехами, и лепешками, выхваченными изо рта готовивших их, и вынесли они козий сыр, и сорвали огурцов во множестве, и лимонов, и базилику, и иссопу, и сушеных гранатовых зерен для мяса, и перцу, и кориандру, и халвы, и рахат-лукуму, и нашли набиз, который хитрым умением из фиников делается и крепче всякого иного рода вина, и принялись насыщаться, и пить набиз как воду и вместо воды, и пожирать плоды чужого труда и не своего имения, и пала кара на них.

– Но ведь не джинн из сосуда очнулся из векового сна и напал на захватчиков!

– Нет, не джинн, а хитрость и мудрость человеческая и мужество защитников слабых от превосходящей силы. Смотри, вон кувшин с набизом, и чашки с набизом подле каждого из пировавших близ мертвых тел, и внемли - употребили они много пьянящего, чтобы забыть зверство свое, после чего и настигла их смерть. Скажу тебе, как думаю, тот человек, хозяин дома этого и имущества всего, узрев захватчиков и не имея силы охранить себя и свойственников своих, всыпал в набиз, прельщающий всякого, кто чужого алчет, сильного яду, может, белладонны, или особого вида грибов, или крепчайшего банджа, а может, иного чего, и они испили, и настала их смерть.

– Отчего ты считаешь, что причина в набизе сокрыта, а ни в чем другом?

– Посмотри, осы слетелись на кувшин, сладостью аромата набиза влекомые, и испили его, ибо бесхитростна божия тварь и зловредства не мнит, и ни одна из них не улетела, а все погибли. Ergo, причина погибели сокрыта в хмельном питье, а не в чем ином, однако же, предусмотрительностью оборонясь, прикажи собрать да уничтожить все без исключения припасы, лежащие в доме сем, ибо излишка бдительности не бывает.

– Воистину, мудрость твоя глубже морской пучины и выше гор Памира, касающихся снежными вершинами самого подбрюшья небес!

А после того прошел я по всему поселению и на каждом шагу видел подтверждение словам Мудрейшей и мудрости ее, и восхитился, и возблагодарил всевышнего за то, что сопроводил меня в странствиях ею. И узрел могильный холм в малом отдалении от оазиса, скорее ближе к нему, нежели далеко, и увидел разбредшихся вокруг немногих верблюдов, на которых захватчики приехали, и некоторых овец, из загона ушедших. Потом же поднялся на стену, поселение окружающую, спасающую оазис от наступления пустыни и от засыпания его блуждающими песками, но от вражеского нашествия не предохранившую, снял с себя плащ и подал сигнал прочим своим людям, и пребывал в ожидании на стене до той поры, пока не увидел караван, предводительствуемый Лебаною, которую сопровождали остальные женщины, и навьюченные полными хурджинами ослы, и наши две собаки.

16

И вот, по прошествии времени малого, но мне вечностью показавшимся, караван людей моих встречен был мною в воротах селения, и повелел я с той поры и до веку именовать их "Шаарей Рахамим", или вратами Милосердия, так они и поныне называются. И я отвел караван к хаузу и повелел облегчить ослов от их ноши, и завести в крааль и задать им корму и воды, а имущество наше все сложить прямо посередине селения, и наших собак привязать к нему и дать им воды, а после всего наказал собраться всем воедино, самых малых не исключая, около поклажи и выслушать меня. Вскоре же небольшие дела и малые обязанности исполнены были в точности и все мои люди собрались подле меня. И я сказал:

– Люди мои, каждый из вас и все вместе, внемлите моим словам. Промысел всевышнего привел нас сюда, в место это, где мы можем получить отдохновение, но, не загадывая наперед, ведь занятие это неблагодарно и не приветствуется, не стану говорить - на долгое время или же на преходящий миг. Многие испытания выпали на долю вашу и пришлось вам претерпеть столь тяжкое бремя, что иные утратили бы всякое достоинство человеческое и облик людской, и преобразились бы в животных, и стали бы в их образе и жить, покуда смерть сама не прекратила бы их падение. Но такова судьба досталась нам, и недостойно осуждать ее, ибо не мы делаем выбор ее, а нисходит он свыше и избирает нас, и подчиниться ему разумно, а не наоборот. Желтые хани сожалея о себе говорили: Не дай нам бог жить в эпоху перемены царств; великая мудрость в сем. Настигли нас перемены, нашими же родичами произведенные, нами не желаемые, но мы прожили их, не уронив величия Джариддин, и отныне наше место здесь, где заповедано: пусть придут ко мне уставшие, бедные, утратившие надежду, жаждущие свободы. И вот, мы пришли сюда.

Голос мой от волнения величайшего пресекся, и я был вынужден остановиться и перевести дух, после чего продолжил:

– Вот, имение, в котором нет хозяина, и мы берем его по праву нашедшего его, и таков закон. И отныне станем жить здесь и заботиться об этом месте, как о родине своей, ведь другого места для нас в этом мире больше нет. Вольно или невольно, и более всего - не по своей воле, нашим вероломным родичам, сорвавшимся в набеги и в разбойную жизнь, пришлось захватить это селение и отдать его нам, хотя и не желали они того ни в малой степени, но судьба такова есть. И пришлось им самим испытать на себе вероломство и хитрость человеческую, и превратности судьбы, меняющей местами лошадей и наездников, и расстались они все с жизнью самой, и тела их обезображенные ожидают погребения, и мы не вправе отказать им в последней малой милости, и воздадим им. Сами же, скорбные дела завершив, приведем место сие в гармонию, насколько возможно это, и сделаем своим его.