В случае ордена источниковая база XV века гораздо лучше, чем в предшествующий период. Общепризнанно, что в XIV веке орденская дисциплина была значительно крепче, чем позднее, и все потому, что орден в то время процветал, а это, как считают, объясняется упорядоченным образом жизни; к тому же источники настолько скудны, что узнать о нарушении устава едва ли возможно. О жизни братьев ордена в XIV веке известно на редкость мало. Иное дело XV век.

Прекрасно известно, что монашеские братства Средневековья в целом, не только рыцарские ордены, но и монастыри и монашеские ордены, испытывали такие огромные трудности в поддержании первоначально присущей им дисциплины, что им то и дело требовалась реформа. Было бы невероятно, если бы Немецкий орден тоже не испытывал этого. Впрочем, во второй половине XV века все очень быстро изменилось, в том числе и орденский устав, — упадок не состоялся. Немногочисленные рыцари ордена, еще жившие в урезанном, согласно Второму Торуньскому миру, государстве ордена в Пруссии, управляли своими крепостями почти как частными владениями (см. с. 175).

В начале XV века появилось слово, которое удивительно подходит этому, хотя и не новому, но все более стойкому положению вещей. В пропагандистской литературе, в которой орден обращался за помощью против Польши и Литвы (см. с. 144–145), иногда говорится, что на выручку ему приходили немецкие князья и знать, а орден стал местом, куда они стекались, — госпиталем немецкой знати. Это новое понятие, Немецкий орден как госпиталь, как приют немецкой знати издали может показаться спорным. Ведь изначально он не мыслился таковым, тем более что на раннем этапе Немецкий орден особенно поддерживали семьи низшей знати (см. с. 37–38). Впрочем, не только. В данном смысле Немецкий орден стоит в одном ряду с капитулами мужских и женских монастырей. Так что новое выражение начала XV века возникло не случайно, а свидетельствует о некоем изменении.

Причиной этого изменения было не только ослабление дисциплины, но и прекращение войны с язычниками в Пруссии. Изменение зависело от перемен в экономике, от снижения доходов ордена, — одним словом, причиной был аграрный кризис позднего Средневековья. Сдвиг в ценообразовании в середине XIV века, особенно снижение цен на зерно, и, как компенсация, повышение цен на продукты ремесленного производства, затронул всех потребителей сельскохозяйственной продукции. Разумеется, это особенно коснулось Немецкого ордена в Пруссии, поскольку его богатство в немалой степени зависело от продажи излишков зерна.

К кризису рыночной конъюнктуры присоединился и политический: сначала христианизация Литвы, а затем огромные военные расходы и контрибуции после битвы при Танненберге. Немецкий орден, который в XIV веке так разбогател, что мог бы скупить своих более слабых соседей, вплоть до приобретения Новой Марки у маркграфа Бранденбургского, слухи о чьих неизмеримых запасах благородных металлов и золота ходили в Мариенбурге, ныне сам нуждался в деньгах и должен был увеличить поборы со своих подданных. Верховный магистр, который в XIV веке в связи с ослаблением ордена в империи поддерживал его дотациями из богатых прусских доходов, теперь попытался покрыть прусский дефицит из излишков баллеев. Не в последнюю очередь по этой причине в XV веке отношения верховного магистра и прусско-ливонских филиалов ордена с его монастырями в империи были чрезвычайно натянутыми. Все большее обременение прусских подданных денежными податями привело, как на стадии ранней истории сословий в других регионах, к сплочению подданных, к появлению сословного представительства, жертвой чего едва не стало государство ордена в 15-м столетии.

Сословия складывались в Пруссии почти так же, как и на других немецких территориях или в соседней Польше. Сословия, с одной стороны, и знать, то есть свободные владельцы держаний (см. с. 101–102), — с другой, действовали сообща, поскольку имели общие интересы и поскольку ордену было на руку согласие между ними и он способствовал их объединению. Средневековые феодалы всегда стремились к согласию со своими подданными, пусть даже не со всеми и не с избранными, а скорее с теми, с кем можно было проводить политику, — то есть в первую очередь со знатью, затем с монашескими братствами, а в позднее Средневековье — с представителями крупных городов. Определить время возникновения сословного представительства в Пруссии так же непросто, как и в иных местах. Но в Пруссии конца XIV века, несомненно, протекал процесс становления сословий, то есть той части населения, которая заявляла о себе политически.

Сначала этот процесс затрагивал или города, или знать. Бывало, что верховный магистр встречался с представителями городов для обсуждения интересующих обе стороны проблем, например, дальнюю торговлю. Бывали встречи и с представителями знати в разных частях государства ордена в Пруссии по вопросу податей. По отдельности и те, и другие проводились издавна. Первое известие об одном таком собрании знати относится к 1255 году. Из него мы узнаем, что епископ Кульмский при посредничестве прусского магистра, то есть заместителя верховного магистра в Пруссии, совещался с жителями Кульмской земли о податях в пользу епископа. Самое раннее свидетельство о таких совещаниях ордена с сословиями относится к 90-м годам XIII века. Это грамота, в которой тогдашний прусский магистр доводит до сведения городов Ростока, Грайфсвальда и Штральзунда, что он обсудил конкретные вопросы торговли Ганзы с крупнейшими из прусских ганзейских городов. К ним относились старейшие города государства ордена в Пруссии: Кульм, Торн, Эльбинг и Кёнигсберг, а также город Браунсберг во владениях епископа Вармийского. После завоевания Восточного Поморья в 1309 году к этой пятерке прибавился Данциг. Отныне процесс становления сословий продолжался в шести крупнейших городах страны, являвшихся одновременно ганзейскими городами.

Нетрудно составить представление об этом процессе из сохранившихся свидетельств. Первый том актов сословий или только подписи под отдельными актами дают понять, по какому поводу встречались знатные горожане с орденом. В ретроспективе, как и на других территориях, акты отражают предысторию сословных представительств. Таков, например, съезд 1335 или 1336 года, имевший огромное значение для городов, разумеется, всей страны, то есть ордена, епископов и соборного капитула. Кроме того, собрания созывались и по поводу прихода к власти нового верховного магистра. Подданные, то есть представители городов и свободных, собирались для принесения клятвы верности. Самая ранняя из известных клятв верности была принесена верховному магистру Винриху фон Книпроде (1352 год): впервые сословия заявляют о себе и о своих притязаниях. В XV веке представители городов и знати сочетают присягу на верность с требованиями, которые они предъявляют верховному магистру.

Но важным и неизменным поводом к собраниям сословий являются прежде всего распоряжения; это касается и съезда 1335 или 1336 года. В 70-х годах XIV века таких распоряжений, или, как их отныне стали называть, земельных уложений (Landesordnungen), становится все больше. Этот период документирован лучше. Мы располагаем не только отрывочными сообщениями, но и протокольными записями, к тому же не только данными об отречениях или отставках, подкрепленных подписями, но и свидетельствами о переговорах, о требованиях одной стороны и ответах другой, из которых становится ясна причина отставки.