– Я вообще-то не курю, так баловалась пару раз за компанию и только, - пробормотала Кармель, вдыхая сладковатый дым. После нескольких затяжек, она начала кашлять.

Старушка забрала сигарету, потушила и зачем-то положила окурок в портсигар.

– Ираида Кимовна, а почему вы не ладите с бабой Маней? Вам же скучно по одному жить.

– А у нас по всем вопросам разные мнения, чуть что сразу скандал разгорается. Она всю жизнь с одним пьяным придурком прожила, всё терпела, лишь бы детей не лишать отца, а я никогда не позволяла мужчине унижать себя. Знаешь, сколько у меня мужей было? Пять. И всех я бросала, если надоедали или борзеть начинали. А ещё Маня не может простить, что она вкалывала, как проклятая, а я никогда не работала. И сейчас она сама возится по дому, а мне или сын делает, или людей нанимает. Она меня тунеядкой зовёт, может и верно, только мне на это наплевать, каждый жизнь устраивает, как может.

Кармель, слушая рассуждения соседки, прислонилась спиной к нагретым за день доскам крыльца. Её клонило в сон, сквозь веки, она наблюдала за странным поведением звезд. Огоньки то увеличивались в размере, то уменьшались. К самому носу подлетел огромный комар со смешным человеческим лицом. Кармель захихикала, уж больно потешная мордочка оказалась у насекомого. Ираида Кимовна тоже выглядела забавно, у старушки нос смахивал на хобот, глаза стали размером с блюдца.

– Ну как, полегчало?
– поинтересовалась соседка.

Кармель сообразила: с сигаретками бабульки явно что-то не так.

– Ираида Кимовна, вы с ума сошли? Чем вы меня угостили?

Старушка похлопала её по плечу.

– Не трясись. Натур продукт. Ничего опасного, зачем бы я стала вредить тебе.

– И всё-таки, что в сигаретах? Могли бы предупредить. Я не употребляю наркотики, - Кармель попыталась сказать это серьёзно, но снова захихикала, как дурочка.

– Старая добрая конопля. Скоро пройдёт, зато спать будешь, как убитая. Мне здорово помогает: боли не чувствую и настроение поднимает.

– Старушка-наркоманка, - пролепетала Кармель.

– Ничего подобного. Я по чуть-чуть. А хоть бы и так. Мне в моём возрасте, чего бояться, - буркнула Ираида Кимовна.

– Зато в моём стоит опасаться.
– Кармель поднялась и побрела в дом.
– Спокойной ночи.

Ночью её опять разбудила Лиска, пытаясь улечься в ногах. Кармель отругала кошку и поплелась на кухню. Попила воды, налила в стакан и понесла его в спальню. В комнате, еле освещённой бледным светом луны, стояла женщина. Кармель вскрикнула и уронила стакан. Вода плеснула на ночную рубашку, стакан к счастью не разбился - покатился под кровать. Она быстро включила свет - никого.

"А вот не надо курить что попало, - отругала себя за испуг Кармель, - и не будет видеться всякая ерунда".

Лиска подняла мордочку, мяукнула: мол чего смотришь, ложись спать уже.

***

Кармель проснулась от жуткой жажды. Пить хотелось так, словно она не пила дня три. Налив из чайника стакан воды, залпом осушила его. Мышцы на ногах и руках болели, из-за этого девушка передвигалась как робот. Она умылась, позавтракала, привела себя в порядок и отправилась за продуктами.

В магазине скучающая продавец при виде её встрепенулась, но, хорошо рассмотрев вошедшую, недовольно нахмурилась. Кармель озадачилась: чем она вызвала недовольство?

– Мне булку хлеба, полкило "Российского сыра", триста граммов вишни в шоколаде, пачку печенья, - перечислила она, подавая деньги.

Продавец, симпатичная девушка невысокого роста, загорелая до черноты, не скрывая раздражения перед покупательницей, побросала продукты на прилавок.

Кармель, укладывая сыр в пакет, заметила плесень.

– Извините, но вы продали мне испорченный продукт.

Продавец выхватила сыр из её рук и молча подала другой. Кармель, удивившись, что извинений не последовало, развернула обёртку конфеты - побелевший шоколад и каменная твёрдость лакомства подтвердила её подозрения насчёт плохих продуктов.

– Конфеты тоже замените.

Продавец, сузив глаза, процедила:

– Ох, извините нашу сельскую глушь. Хороших конфет нет - совсем, - забрав кулёк с вишней в шоколаде, положила деньги на прилавок.

Кармель, потрясённая хамством продавца, вернула чёрствый хлеб, просроченное печенье и потребовала:

– Замените хлеб и печенье, без конфет обойдусь.

– Хлеб только вчерашний, может, и без печенья обойдётесь?

Кармель молча забрала хлеб, сдачу и вышла из магазина. "Только спокойствие, расстраиваться из-за всяких дегенераток не буду", - она уговаривала себя, кипя от злости.

За два дня Кармель успела покрасить ставни, забор. Дом сразу приобрёл нарядный вид и радовал глаз яркими красками. За время, пока пребывала в Захарьино, никто из друзей ни разу не позвонил, появилось стойкое ощущение, что она никому не нужна и всем всё равно, где находится. Кармель с горечью признала: настоящих друзей не приобрела, так, компаньоны по времяпровождению. Бывшая лучшая подруга тоже не желает её знать. Раз так легко далось Ленке расставание, вставал вопрос, а была ли их дружба настоящей? Отвечать на этот вопрос Кармель ужасно не хотелось, потому что следом маячил другой - может, она плохая подруга, раз её не жалко потерять. Ежедневно звонил только отец, интересовался, что ещё она сделала по дому. Подбадривал: "Тебе полезно побыть на свежем воздухе и поразмыслить". Кармель догадывалась, он надеялся: она всё же надумает работать на фабрике после окончания института. Мать позвонила один раз, поинтересовалась: