Генри застыл на месте. Звать доктора уже поздно. Полиция ничего не сможет сделать. Он чувствовал себя лишним, но не мог оставить Флору одну. Только не это. Он сел рядом с ней и молчал, пока спустя несколько минут Флора сама к нему не повернулась.

— Может, позвонить кому-нибудь?

Флора покачала головой.

— У дяди нет телефона.

— Друзья? Священник?

— Никого, кому можно позвонить в столь поздний час.

— Может, Итан? Я могу ему позвонить, и он приедет. — Остается надеяться, что трубку снимет он, а не кто-то из его родителей. Те станут задавать вопросы, на которые Генри не хотелось бы отвечать.

— И что потом?

Генри тут же замолчал.

— По крайней мере коронеру позвонить надо.

— Подожди немного. Хоть чуть-чуть посидеть рядом с ней. — Флора расправила простое домашнее платье бабушки и осторожно закрыла ей глаза.

Потом прислонилась к дивану, сняла шляпку и положила на пол. Генри задумался, что скажут люди, узнав, что он был здесь, у Флоры дома, после полуночи и наедине. Если его волнует их репутация, надо уходить. Генри с трудом сглотнул. Некоторые вещи намного важнее общественного мнения.

***

Генри уже видел смерть. Сначала сгорели в лихорадке его мать и сестра. Накануне они были здоровы, а наутро проснулись с температурой. Затем несколько ужасных дней он бессильно наблюдал, как им становилось все хуже, как трескались их губы и мутнели глаза. Перед тем, как испустить дух, его мама вслух грезила о месте, где в детстве проводила каникулы. Она словно беседовала с кем-то, кто давно покинул этот мир.

Как выглядит внезапная смерть, он узнал, когда отец вышел из дома без шляпы по причинам, которые семилетний Генри еще не понимал. «Отец вернется, когда поймет, что забыл шляпу, — думал он. — Подожду его у двери, и он порадуется, что я ее нашел».

Генри сидел на стуле в прихожей, держа на коленях отцовскую шляпу, когда в дверь позвонили. Со шляпой в руках он вскочил, недоумевая, почему отец просто не зашел в дом. Генри открыл дверь, готовый сказать: «Папа! Смотри, что ты забыл!»

Но на крыльце стоял не отец, а два серьезных полицейских, которые также держали шляпы в руках. Усатый попросил Генри привести маму.

— Не могу, сэр, — вздохнул мальчик.

— Это очень важно, — сказал второй полицейский.

— Она умерла, сэр, — ответил Генри. — Как и моя сестра. Мы с папой остались вдвоем. Слуг пришлось уволить после биржевого краха.

Полицейские на большой патрульной машине отвезли его в участок. Посадили за старый деревянный стол. Кто-то принес из закусочной бумажный пакет, и пока Генри ел жирный пончик, усатый полицейский сообщил ему о смерти отца. Подробности Генри узнал только через несколько лет, услышав тихий разговор родителей Итана. С тех пор он жутко боялся высоты.

Генри вздрогнул, выныривая из воспоминаний. Флора смотрела на камин.

— Тебе холодно? — Ему хотелось чем-то себя занять.

— Холодно? — переспросила Флора. — Может быть.

Генри нашел растопку и спички, и вскоре в камине уже пылал огонь. Было не то чтобы очень холодно, но занятие помогло Генри успокоиться, да и пламя внушало умиротворение. Он зажег в гостиной свет, прогоняя ночь, а потом сел рядом с Флорой почти вплотную, чтобы чувствовать ее тепло.

— Она пекла лучшие в мире имбирные пряники, — прошептала Флора.

— Помню, — кивнул Генри.

Она подвинула руку ближе к нему.

— Надо было тебе попробовать ее жареного цыпленка. А сейчас... — Она не договорила, боясь, что снова заплачет.

— Жаль, что я не успел, — тихо сказал Генри. — Жаль, что я...

— Жаль, что я тогда тебе отказала, — вздохнула Флора. — Я не хотела говорить «нет». Удивилась, что ты пришел, да еще с контрабасом, а я себя ужасно чувствовала из-за того, что мы сделали, и из-за Грэди, и просто не могла... — Она взялась мизинцем за его мизинец, и сердце Генри едва не выскочило из груди.

— Забудем об этом, — выдавил Генри. — Я явился без приглашения. Понимаю, что свалился как снег на голову. И у нас нет... В общем, давай забудем. — Он хотел сказать, что она ему ничем не обязана, что он понимает, почему ее семья не хочет, чтобы Флора связывалась с парнем вроде него.

— Нет, — покачала головой Флора и спрятала лицо в ладони. — Прости меня. Все это... Не могу объяснить. Не хочу быть жестокой. Во мне уже давно что-то сломалось, и лучше тебе держаться от меня подальше.

Генри оцепенел. Сгорать от любви к ней и не иметь взаимности — лезвие бритвы причиняет меньшую боль.

— Ты проголодалась? Я могу пожарить яичницу или еще что-нибудь. — Он встал.

— Не думаю, что смогу проглотить хоть кусочек. Но если ты голоден, пожалуйста, поешь. — Флора проводила его в кухоньку и села за стол на безопасном расстоянии, сворачивая и разворачивая салфетку, пока Генри хозяйничал.