...Она ложится рядом на простыню, обхватывает его рукой.

– А ты когда?

– Зачем тебе это?

– Ну, я же рассказал тебе...

– Помнишь первый день соревнования?..

– Скажи мне что-нибудь красивое.

Хаус напрягает всю свою память, пытаясь понять, что он помнит красивого.

– Даже если твои глаза потускнеют до рыбьей близорукости, я все равно буду любить тебя.

Эмбер внимательно смотрит на него.

– Я не знаю, из какой это книги. Но это определенно из какой-то книги.

– Да ну?

Хаус берет её руку и целует - запястье, сгиб локтя, предплечье...

***

...А теперь всё это закончилось, время отпуска ушло. Сезон у моря подошел к концу, и пора уезжать. В воздухе витает легкая грусть, и даже море кажется холоднее, серее, пасмурнее.

Чайки кружат над молом и кричат, кажется, отчужденнее и резче. Лодки спустили паруса, и даже прибой толкается холодно, сердито и сурово. Все как будто увяло, посерело, поблекло.

Все собрались, все посидели вместе, отметив последний ужин вместе у моря, были сказаны все необходимые к случаю, ничего не значащие слова.

Завтра уезжать; сложены вещи в чемоданы, раньше надо ложиться спать. Убраны все сувениры. Слышно, как прибой, толкаясь, шумит свою нескончаемую песню.

Этажом ниже в своем номере, спит, нервно вскидываясь во сне, Тринадцатая. На столике у кровати лежит изящная серебристо-серая раковина. Лёгкая грусть от прощания витает в воздухе. И, наверное, поэтому она, проводя рукой по его колючей щеке, отворачивается.

– Ты все равно любишь только свою жену, - говорит она с легким вздохом.
– Где бы ты ни был, с кем бы ты ни был, - ты помнишь и любишь только её.

– Кто знает, дорогая, - отвечает он, чмокнув ее под лопатку.
– Кто знает, может быть, и ты никогда не сможешь забыть того, кто сделал тебе больнее всех, кто в первый раз сделал тебе больно.

И слышно, как морской прибой вдали с шумом толкается о берег.