Кшатрий Вишвамитра не был волхвом. Он топтал могучим конём чертей, разваливал кхандой великанов-сюдбя и не видел, как скачет за спинами нечисти всадник на чёрном олене. И вовсе не мог он видеть, как перед всадником бежал рогатый волк, за ним — медведь, а над ними летел орёл. Вдруг тунгаки расступились, и новый враг предстал перед индийцем. Поверх чёрной малицы всадника белел костяной панцирь с фигурой бога Нга, стоящего на ящере. Руки уверенно держали большой лук. Загудела тетива, и сияющая стрела с грохотом ударила в грудь кшатрия. Без звука великан-индиец рухнул с коня. Тяжёлая кханда выпала из руки. А чёрный всадник взвился в воздух и с хохотом закричал по-сарматски:

— Ваш бог, Светловатый Парень, слаб! Я, Хан-Хаденгота, сюдбя, лучшего воина Солнца убил! А мои звери его душу убьют!

Две стрелы — Ардагунды и Меланиппы — полетели в него. Одну он поймал рукой, другую отбил древком лука и, нагло смеясь, скрылся за спинами тунгаков. Приободрившаяся нечисть снова бросилась на амазонок и северян. Ардагунда приказала Меланиппе вести дружину, а сама соскочила с коня и склонилась над телом мужа. Панцирь на груди его был разворочен и оплавлен, в отверстии краснела обожжённая плоть, пахло палёным мясом. Воительница сжала зубами прядь волос, сдерживая рыдания. Вишвамитра, её священный царь, такой добрый и сильный, мёртв! Страшнее этого были лишь слова ненца о зверях, убивающих душу. Хуже смерти может быть только полная смерть — когда души не будет нигде, даже в худшей из преисподних.

Ардагунда подняла руки, и свет разлился с её ладоней. Она не была волхвиней, но с помощью этого света иногда могла видеть доступное лишь духовному зрению. И она увидела: недалеко от тела Вишвамитры стоял... он сам и отбивался кхандой и акинаком от трёх хищников: медведя, орла и оленерогого волка величиной со льва. Дух воина сражался с духами-зверями. Сердце амазонки сжалось. В духовном бою бесполезно её оружие, даже свет её рук не слепит глаза духов. Есть лишь один способ оказаться среди духов, если ты не шаманка... Рука воительницы легла на рукоять меча. Но тут она услышала спокойный и заботливый мысленный голос Аристея: «Нет-нет, ни сталь, ни яд для этого не нужны. Угодишь ещё в нижний мир. Постарайся выйти из тела, а я тебе помогу».

Почти бессознательно амазонка поднесла руки к плечам, словно сбрасывая одежду. И вот уже её тело лежало на теле мужа, а она сама, то есть её дух, поднималась на ноги с луком в руках. Вишвамитра удерживал на расстоянии волка и орла, но медведь уже подбирался к нему сзади. Первая стрела пронзила пернатого хищника. Вторая попала в бок медведю и лишь разозлила его. Встав на задние лапы, зверь двинулся на Ардагунду. Этого и добивалась воительница. Сильная и быстрая, она словно плясала перед ним с мечом и секирой в руках, и тяжёлые лапы с мощными когтями всякий раз натыкались на острую сталь. Почему-то царице амазонок казалось, что до неё доносится едва слышный голосок Рады: «Тятя, мама! Держитесь!»

Краем глаза амазонка заметила, как рогатый волк бросился на индийца, но в прыжке напоролся на длинную кханду. Оставив меч в теле противника, бившегося на снегу, кшатрий схватил зверя за рога и всадил ему под лопатку акинак. Не теряя ни минуты, Вишвамитра высвободил кханду и поспешил на помощь жене, с которой медведь уже сбил шлем. С одного удара двуручный меч рассёк медвежий череп, и могучий зверь рухнул к ногам едва успевшей отскочить Ардагунды.

— Мы и здесь вместе, — печально улыбнулся Вишвамитра.

А медвежья туша уже исчезла, рассеялась, словно туманный призрак, и так же исчезли тела волка и орла. Так погибают духи: без следа, без возврата. Воин и амазонка шагнули навстречу друг другу и обнялись. Златоволосая голова женщины устало склонилась на плечо кшатрия. Почувствовав на себе чей-то взгляд, они обернулись. Над ними возвышалась всадница на вороном коне, с распущенными чёрными волосами, в белой сорочке и красном, плаще. Её бледное лицо было озарено спокойной, неумолимой красотой Смерти. Оба помнили обещание, данное Мораной Ардагасту и его соратникам: в их последний час за ними придёт она, а не старуха Яга.

— Я пришла только за тобой, Вишвамитра. А ты, Ардагунда, ещё не умерла. Дети ждут тебя, — сказала богиня.

Воительница подумала о Раде. Потом о сыне, оставшемся с отцом, царём зихов. Нет, её дети не останутся беззащитными сиротами: у каждого из них есть своё племя. Ещё она подумала о другом сыне, которого так и не родила Вишвамитре, и покачала головой:

— Возьми нас обоих, богиня. Разве мы плохо служили тебе? Никогда мы не были так счастливы, как в эти шесть лет.

Кшатрий почтительно сложил руки перед лицом:

— О, богиня, если мы исполнили священный долг воинов и есть у нас заслуги перед тобой, позволь нам вместе войти в иной мир. Или хотя бы заново родиться там, где мы сможем встретить друг друга.

Они знали: богиня смерти и воскресения неумолима, но справедлива и не зла. Вот она довольно улыбнулась:

— Вы умеете меня встретить. Когда-нибудь я всё равно приду за вами. А сейчас возвращайтесь. Оба. Дети зовут вас.

Морана простёрла руку к телу Вишвамитры, и луч света с неё коснулся груди кшатрия. Страшная рана тут же затянулась. Миг спустя царь и царица амазонок, помогая друг другу, поднимались со льда. А вокруг кипел бой, и поляницы кричали: «Месть за нашего царя!»