Шрифт:
– Семь.
– Восемь.
– Семь.
– Вот сука, - улыбнулся водитель, качнул головой.
– Садись, пока я добрый.
Марек обежал 'рэйндж ровер'. Небо хмурилось.
– В комендатуру?
– Да, - сев, Марек защелкнул за собой дверь.
В лицо от болтающейся на лобовом стекле елочки слабо пахнуло хвоей.
– Па-аехали!
Водитель выжал газ. 'Рэйндж ровер' рванул, таксисты-неудачники проводили угрюмыми взглядами. Плохо стараетесь, ребята...
Марек перетянул себя ремнем, положил на колени сумку, накрыл свернутым плащом.
Родной город плыл в окнах. До боли узнаваемый. Парк. Автостанция. Перекресток с захиревшей цветочной клумбой. Раньше, помнилось, вместо клумбы был памятник вождю. Потом его снесли. Потом на постаменте долго стояли две бетонные ноги с берцовыми арматурными костями. Потом пропал и постамент. Теперь вот - клумба.
Ну да, время вождей прошло.
– Сам-то откуда?
– повернул голову водитель.
– Кельн.
– Не, не бывал. И как там, в Кельне?
– Лето.
Город, город нынешний и тот, что остался в памяти, заставлял отвечать односложно.
Марек впитывал улицы, по которым летел автомобиль - Знаменскую, Тишинскую, капитана Комарова. Улыбался облупленным панелям, вспоминая: 'Хрущевки-хрущевочки'. Разглядывал людей, детские коляски, серые фасады, пыльные кусты и заборы.
Где-то внутри пели строчки: это - мое, мой приятель, я чувствую, помню, этим живу и дышу, и, ты знаешь, легко мне, странно-воздушно, нестрашно, к добру или к худу - я не пришел, не вернулся, я был здесь и буду...
– А к нам чего?
Джип вывернул на центральную улицу, бывшую Ленина, а сейчас непонятно какую, и покатил по широкой трехрядке.
– Что?
– не расслышал Марек.
– Зачем к нам-то?
– повторил водитель.
В зеркальных очках Марек на мгновение увидел себя. Изображение было неправильным, увеличенный выпученный глаз, белесая бровь, гигантское крыло носа и грязный мазок на щеке.
– О городе хочу написать.
– Писатель?
– Журналист.
Разговор сам собой заглох. Видимо, не питая к журналистам добрых чувств, водитель выкрутил радио погромче. 'Я вся горю, - запищал тонкий девичий голосок.
– Я вся горю от страсти...'
В Меркенштадте соседями Марека по съемному домику были турки-эмигранты. У них все время кто-то кричал, кто-то ревел, кто-то ругался, орал телевизор, настроенный на турецкий канал. Марек жил на птичьих правах, жаловаться было некому. Зверел до скрежета зубовного. До исступления. До настойчивого желания ворваться на чужую половину с ножом.
Неделю зверел. Две.
А потом вдруг обнаружил, что разноголосый турецкий хор нисколько ему не мешает. Совсем. Будто нет его. Переключился. Научился не замечать. Как живущее при водопаде какое-то африканское племя.
Вот и сгорающую от страсти певичку Марек пустил мимо сознания. Пусть ее.
'Рэйндж ровер', порыкивая, встал на светофоре. Город обступил, вытянулся вверх, засквозил окнами. Здравствуй. Здравствуй!
Марек чуть не кивнул в ответ.
Спохватился - шизею. Наплыв чувств-с.
А вообще - было красиво. Центр, видимо, уже давно и плотно был оккупирован новостроем: металл, стекло, модный сайдинг, гроздьями свисали матовые шары фонарей, цеплялись к фасадам вывески, спорили витринами бизнес-центры, магазинчики и кафе. Чисто, уютно, по-европейски. Почти.
Чего-то все-таки не хватало.
– Все, - сказал водитель, хлопнув ладонью по рулевому колесу, - ждем.
– Ждем?
– Марек покрутил шеей.
На встречной, остановившись, стрекотал желто-красный электрокар коммунальной службы. Справа перемигивались поворотниками автобус с грузовой 'Газелью'. Перекресток был пуст, но с места никто не трогался.
– Поломка?
– спросил Марек.
– Туда смотри, - сдвинув на лоб очки, показал глазами водитель.
Марек отклонился и увидел пристроившегося к столбу светофора человека в темно-синей натовской форме.
– Что он делает?
– Зеленый коридор своему начальству делает.
– А все остальные...
– А всем остальным - жопа.
– Владелец 'рэйндж ровера' потер висок.
– Слушай, журналист, может ты про это напишешь?
Марек пожал плечами.
– Наверное, они имеют на это право...
Водитель посмотрел на него с сомнением.
– Что, в Кельне так же?
– Нет. Но у вас же молодая республика. Они ее защищают.
– От кого?
Они встретились глазами.
Марек смутился. Действительно, подумалось, от кого? Соседние области вроде даже планов не вынашивают.