Подкрепление, поощрение и акцент данного момента.

Разворачивая плитку, я надорвала обертку – сухой треск и шорок, резь металлического блеска фольги. Наконец-то отломила кусочек и кликнула на файл, свернутый в панели задач.

Если на пятый раз прочесть эти выкладки по мерчандайзингу, точно запомню и смогу уже не возвращаться к ним. А завтра верну ему флешку со словами благодарности.

Бархатистая горечь шоколада перекатилась на языке в приторную сладость, долгожданный дуэт установившейся в офисе тишины и жужжания системного блока еще более усиливал опустошающее удовлетворение от того, что все-таки пережила этот день, столько успев сделать, а ведь казалось, что все провалю… Пожалуй, впервые за прошедший месяц я испытала это – кроху уверенности, что все образуется. Никаких ощущений иллюзорного, украденного, неправильного или неправомерного.

Когда спустя еще четверть часа обула сапоги, пожалев о том, что и они на каблуках, а до трамвайной остановки предстоит покрыть немалое расстояние, все выключила и встала с кресла, на секунду остолбенела, заметив в дверях высокую фигуру Вадима.

Неожиданно, что он не уехал. Одет в пальто, на шею накинут шарф. Смотрел на меня настороженно и как-то сердито.

Вдохнув, прогнав оцепенение, постаравшись выглядеть расслабленной, я вежливо и нарочито энергично произнесла:

– Не знала, что вы еще здесь. До свидания, Вадим Евгеньевич, до завтра.

Он громко и саркастично фыркнул, чем совершенно сбил меня с толку.

– Знаете, Арина Витальевна, пожалуй, вы единственная из моих сотрудников, чьи слова я захотел проверить.

О чем он? Адреналин морозом прокатился по телу, я тяжело сглотнула.

Раздраженно выдохнув, так и не дождавшись от меня каких-либо слов, он направился к гардеробу, достал из него мою одежду. И я поняла: это повторение предложения, прозвучавшего час назад.

– Одевайтесь, - скомандовал. Нетерпеливо тряхнул моим развернутым пальто, словно подчеркивая: он настаивает и не примет возражений.

– Домой вы не торопились, а я глянул адрес в вашей анкете. И вы сильно преувеличили, когда сказали, что живете недалеко, - ядовитым тоном он выделил последнее слово.

Оставаясь безмолвной и неподвижной, я выразительно глядела ему в лицо: не нуждаюсь в подобном проявлении внимания от него, считаю его ошибочным, отчасти даже вторжением.

В живых проницательных глазах Вадима, решительно смотрящих в мои, не мелькнуло ни намека на отступление. Черты его лица будто окаменели – непреклонен.

– Пожалуйста, - из его голоса ушло раздражение и язвительность, в нем дрогнула просьба, блеснувшая и во взгляде.

…Просовывая руки в любезно подставленные рукава пальто, я подумала, что сейчас поступаю так, как поступать ни в коем случае не стоило. Но было бы верхом бесстактности и грубости вступать в перепалку или же какое-то обсуждение.

***

На парковке у здания осталась стоять лишь одна машина, темная иномарка, в гладкой поверхности дверей под режуще-белым светом фонаря зеркальной картинкой отражался взрыхленный ногами прохожих снежный покров.

Методом исключения – это его машина. Набрав полную грудь морозного воздуха, спрессованного городским смогом, я стремительно зашагала к ней, не дожидаясь владельца, замешкавшегося на выходе. Впрочем, он быстро нагнал меня.

Под ногами похрустывал снег, из которого высекал искры жесткий уличный свет, сужающий огромное внешнее пространство до минимального, практически комнатного: крышей служило низкое небо, покрытое молочно-серой пеной облачности, а стенами – черная тьма и окрестные здания.

Никто из нас не проронил ни слова – привычное молчание, только накал его еще более сильный. Старалась не думать, не дать выскользнуть из плотно свернутого, сжатого кулька сознания ни единой эмоции или мысли.

Он подвезет. Около тридцати минут нахождения вместе с ним в одной машине, на расстоянии полуметра друг от друга – и я дома. И никаких воспоминаний, параллелей, неудовольствия и тревоги. Это будет обычный эпизод из жизни человека, проработавшего сверхурочно.

Разблокировав машину, Савельев как громом поразил меня фразой:

– Садитесь, - кивнул, открыв для меня переднюю пассажирскую дверь.

Едва ли возможно нам сидеть вот так… Он не понимает этого?

– Мне удобней на заднем сидении, - бесстрастным тоном возразила я.

Он не двинулся, я тоже. Стояли, глядели друг на друга. Мороз студил нос и щеки, пощипывал колени и бедра, забираясь под полы одежды.

Интересно, холодно ли ему? Не потрудился надеть шапку, застегнуть пальто. Шарф так и остался болтаться на шее…

– Я прошу, садитесь вперед, - в конце концов сказал он со сглаживающей нажим крошечной улыбкой.