Слова мамы так и остались в моем сознании, я не смогла ни согласиться с ними, ни опровергнуть их. И возможно, действительно – в Диме я «предугадала» Вадима, которого любила даже тогда, когда не знала его?

Фантастично. Иррационально.

Но, может, этим и стоит объяснить путаницу с влечением и симпатией сначала к младшему брату, а потом к старшему? Причем, если с младшим поставила безвозвратную точку, удивляясь тем чувствам, что испытывала, к старшему меня тянуло с неимоверной силой. И этого не изменили как проведенные в Менделеевске недели, так и последующие месяцы.

Помню, как неистово, гулко, сильно стучало мое сердце на всем протяжении пути назад, в Москву. Знала, что он будет встречать меня вопреки моей просьбе не делать этого. Мне не удалось сомкнуть глаз: волновалась, тревожилась, была взбудоражена нашей встречей. Казалось, не видела его год… Вспоминала его смс, его слова и фразы, произнесенные в наших с ним бесчисленных разговорах. Вспоминала его лицо и улыбку, его глаза… прикосновения рук и губ… - и внутри словно бы зрело, нарастало что-то жаркое, полное и невыразимое, затрагивая каждый нерв. Одергивала себя, пыталась сосредоточиться на книге, в конце концов заставила себя лечь, закрыла глаза, и тут же память в подробностях восстановила нашу встречу в том скверике, тринадцатого февраля, за сутки до моего отъезда… Задыхаясь, я села – о сне можно было и не думать.

Я сошла с поезда, меня потряхивало от нервного перевозбуждения, но едва увидела Вадима, все исчезло - успокоилась, овладела собой. Наверное, помогло то, что он сам был взволнован сверх всякой меры.

– Ариша, - его голос сорвался, когда он, заключив в теплые большие ладони мое лицо, подняв его вверх, заглянул в мои глаза, его были полны беспокойства на грани отчаяния, возбужденно мерцали. – Ты бы знала, как сильно я боялся, что ты не вернешься, сдашь этот чертов билет в последний момент.

Он криво и совсем невесело усмехнулся, заключив:

– Просто параноиком стал.

Дыхание перехватило, электрический жар воспламенил тело. Вместо ответа я обхватила его запястья, пальцами поглаживая мягкую тыльную сторону ладоней, все еще удерживающих мое лицо, ласково, ободряюще улыбнулась, не отводила глаз.

Мартовские оттепели с их влажным ветерком и румяными восходами уже вовсю правили бал. Оставив вещи в его машине, мы около часа просто гуляли по улицам пробуждающейся столицы. Больше молчали, чем говорили. Он крепко держал мою руку, притягивал к себе, с нежностью глядя в мое лицо, когда останавливались, выжидая зеленого сигнала светофора… Мне было хорошо, не хотелось ничего большего: лишь чувствовать его тепло, слышать его голос, иметь возможность смотреть в серые внимательные глаза, которые все понимали, пусть я и не объясняла, ни о чем не просила.

Он внес вещи в мою квартиру, а я сварила кофе на двоих.

Никаких договоренностей. Никакого обсуждения наших ожиданий, принятых и непринятых решений. Как будто все это давно было озвучено между нами.

За кофе, точно старые знакомые, мы делились детскими воспоминаниями, сравнивали, где и в чем наше детство похоже, а в чем различается. Легко, непринужденно, точно дыхание. Словно бы не было всех этих бестолковых, тяжелейших в психологическом плане месяцев, моей работы в «Мэнпауэр», его брата. Будто я не ездила в Менделеевск, сбегая от нервного срыва и беспорядка в собственной жизни.

Лишь когда прощались, он, сжав мои руки, притянул меня ближе к себе. Расстояние поцелуя, но ни один из нас не решился сдвинуться ни на миллиметр. А у меня жгло и покалывало губы в ожидании, в желании…

– Ты знаешь все, что я хочу сказать тебе сейчас, - мягко, тихо произнес Вадим, обжигая меня взглядом.

Я прикрыла глаза, кивнув.

– Нельзя торопиться, - ответила, не сводя с него глаз, внушая, поясняя без слов. – Дай мне время.

И он дал мне время. Нетерпеливый, не привыкший сбавлять темп, если цель обозначена и близка, он отступил, если можно так определить то, что два с половиной месяца мы встречались и проводили время как близкие друзья, не более. Бывали на концертах, посещали галереи и театры, иногда просто гуляли, заходя в кафе или ресторан, где звучала живая музыка, - Вадим пристрастился к джазу. Все выходные были нашими, с раннего утра и до позднего вечера.

Именно за эти месяцы я узнала Вадима Савельева не как своего руководителя, не как мужчину, к которому меня влекло, а как обыкновенного человека, имеющего свои слабости и сильные стороны характера. Веселый, остроумный, живой и непосредственный в общении, он между тем четко ощущал границы. Дисциплинированный, даже педантичный в каких-то вещах, он проявлял требовательность к другим и не отличался снисходительностью в своих оценках и суждениях. В некотором смысле Вадим был склонен к диктату, нетерпим, однако к самому себе относился еще строже, чем к другим. Он отлично разбирался в людях, понимал их желания, «читая» их не хуже любого квалифицированного психолога. Цельный мужчина с цепкими инстинктами, мгновенно подстраивающийся под ситуацию, постоянно готовый менять ее и меняться сам. Очень активный. Он интересовался многими вещами и разбирался в различных аспектах жизни и областях знаний. Будто бы хотел успеть везде и повсюду, взять как можно больше. Постоянно что-то изучал, читал много, беспорядочно, не руководствуясь какой-либо системой, предпочтениями. Не умел останавливаться, довольствоваться половиной, полумерой, видимостью. Казалось, все его слова, действия, идеи были направлены на то, чтобы вызвать отклик у меня, не оставить безучастной, не допустить, чтобы я закрылась

Раньше мне представлялось, что жизнь движется рядом со мной, мимо меня, а я лишь наблюдатель. Теперь же, с Вадимом, я чувствовала себя неотъемлемой частичкой этого вечного, упорядоченного в своем хаосе потока.

Это было правильным.

Верная своему слову, я постепенно менялась. И в этом тоже была заслуга Вадика. Собственно, подозревала, что все перемены спровоцировал он и отчасти мама. Ради него я сменила гардероб, перестала строить планы, живя одним часом, днем. Ради мамы установила на ноутбуке скайп и еженедельно подолгу общалась по видеочату с ней и Люсей, обсуждая их и свои дела. Укоротила волосы, перестав собирать их в узел на затылке или убирать под заколку – носила распущенными, тщательно подходя к укладке. Старалась меньше сосредотачиваться на неудачах и неурядицах, анализируя, в чем именно состояла моя ошибка, стремилась накопить новые впечатления, обозначить вехи иного русла своей жизни, старалась чувствовать, а не жить в четко отмеренных границах чувств и… училась быть счастливой. И, да, устроилась на новую работу.