Платформа быстро опустела; остались только Павел, человекоподобная куча у щербатой лестницы и осенний ветерок - ленивый и коварный, как старая, знающая все твои секреты (а потому невыносимая) жена.
Затуманился светом фонарь. Пока спираль не засветилась в полную силу, этот лампион более всего напоминал кошачье око. Павел зачарованно рассматривал его, покуда глазам не стало больно. "Чёрт меня подери, - возникла мысль, - а мир-то сгинул. Свалился в Тартарары". И действительно, от сумерек и тумана могло показаться, что Белого света больше нет. Осталось метров пятьдесят рельсов (из ниоткуда в никуда), нищий, дремавший над миской, фонарь у пивного ларька и алкашик, безнадёжно вымаливающий у продавщицы кружку прокисшего пива.
Annotation
Младший Бес
Младший Бес
Некролог
Платформа быстро опустела; остались только Павел, человекоподобная куча у щербатой лестницы и осенний ветерок - ленивый и коварный, как старая, знающая все твои секреты (а потому невыносимая) жена.
Затуманился светом фонарь. Пока спираль не засветилась в полную силу, этот лампион более всего напоминал кошачье око. Павел зачарованно рассматривал его, покуда глазам не стало больно. "Чёрт меня подери, - возникла мысль, - а мир-то сгинул. Свалился в Тартарары". И действительно, от сумерек и тумана могло показаться, что Белого света больше нет. Осталось метров пятьдесят рельсов (из ниоткуда в никуда), нищий, дремавший над миской, фонарь у пивного ларька и алкашик, безнадёжно вымаливающий у продавщицы кружку прокисшего пива.
– Эй! Братишка!
От неожиданности Павел вздрогнул. Оказалось, что калика не спал, а просто выжидал, когда "клиент" окажется в пределах досягаемости, и теперь протягивал миску дряблой, давно немытой рукой. Второй руки - судя по пустому, заправленному внутрь пиджака рукаву - у него не было.
В глаза бросились грязные длинные ногти, и Павел брезгливо покачал головой.
– Ну и пошел ты...
– калека кратко обозначил точку назначения. Причём сделал это в двух гендерно-противоположных плоскостях.
Можно было ответить чем-то обидным (обычно, Павел так и поступал), но сегодня не было настроения. Правильнее сказать, настроение было диаметрально противоположным. "Я уже там, дружище.
– Павел тряхнул головой.
– Куда ты меня послал". Он погремел в кармане мелочью, зацепил несколько монет и наклонился опустить их миску.
В это мгновение произошло что-то странное. Вместо того чтобы принять монеты, миска дёрнулась, взлетела вверх, выбрасывая из своего чрева остальные медяки. Кругляки побежали по асфальту, весело подпрыгивая. Павел удивлённо поднял голову и упёрся взглядом в алую розу, что распускалась на груди нищего. В центре большого сочного лепестка зияла маленькая чёрная точка, из этого глазка с противным звуком выплёскивались пузыри и брызги.
"Лёгкое пробило, - отрешённо подумал Павел и подивился своему хладнокровию.
– Допрыгался". Нищий поднял руку, ткнул пальцем в темноту и хотел что-то произнести, однако слов не получилось. Кровь хлынула изо рта потоком, покрывая асфальт, и медяки и Пашины ботинки.
Первым очнулся ветерок - пробежал по макушкам берёз, фонарь согласно качнул головой, монеты ответили мистическим ало-жёлтым отблеском. Павел подумал об Индии, о богине Кали и её грозных слугах: "золото в крови". Мистический бред последних дней приобретал реальные очертания. Некролог больше не казался дурацкой шуткой.
– Закуривай!
Капитан толкнул по столу пачку "Кэмэла" (зажигалка лежала поверх коробочки), и Павел подумал, что он совсем не похож на милиционера - "в смысле, на полицейского", - а если убрать погоны и форму, то и вовсе останется мужик средних лет с рыжими волосами, носом картошкой и безбровыми белёсыми глазками. "Ему бы в театре играть домовёнка Кузю, - промелькнула мысль, и Павел тотчас испугался крамолы. Он сидел на жестком металлическом стуле, прикрученном к полу, руки его были измазаны чёрной краской (снимали отпечатки пальцев), а ботинки покрылись жуткой коркой. От крови. Вид грязных ботинок угнетал более всего.
"Что если убийство повесят на меня?" - от такого предположения по спине пробежали мурашки и кожа на затылке заиндевела. Дрожащими руками Павел вытащил сигарету, затянулся и тут же закашлялся.
– Не куришь, - заключил капитан.
– Так я и думал.
Фраза была произнесена с финальной, подчёркивающей интонацией. Будто до этого момента полицейский ещё допускал возможность поверить Пашке, но теперь окончательно в нём разочаровался.
– Рассказывай.
Павел развёл руками, как бы спрашивая: "О чём?", в тоже время, понимая глупость такого вопроса.
– Не знаешь с чего начать, - помог капитан, - начинай в хронологическом порядке.
Павел рассказал, что ему двадцать шесть лет, что он живёт в "сталинке" вместе с бабушкой, на проспекте Луначарского. Нигде не замечен и ни к чему не привлекался. "В смысле, не находился под следствием", - капитан кивнул, что понимает.
– Учился хорошо, на четвёрки и пятёрки... После школы поступил в институт... аграрный - там меньше конкурс. После института на курсы пошел по информатике и программированию. Окончил. Теперь работаю фрилансером в газете. Не женат. Вредных привычек не имею.
– Чем работаешь?
– уточнил капитан.
– Фрилансером. Это внештатный корреспондент, по-английски.
– Что за газета?
– Интернет-издание, - ответил Павел и почему-то покраснел.
– Название у него есть?
– Есть.
– Сигарета догорела до половины, серый столбик пепла обвалился в пепельницу без малейшего звука.
– "Вечерняя молва", - сказал Павел.
– Название такое. А я веду колонку: "Утки пролетели".
Полицейский кивнул. Сказал, что сам потомственный охотник: