– Нам?
– поднял брови Годрик.

– А как же? Один ты не справишься.

– Спорное утверждение.

– Дверь не была заперта, когда я пришла, - продолжала Эмер, вся горя в предвкушении нового приключения.
– Он вошел и подбросил змею.

– Да, я был слишком неосторожен.

– Ты был глуп! Неужели не понятно, что в нашем замке предатель?

– В моем замке.

Эмер сделала вид, что не заметила выпада:

– Сделаем так. Ты ляжешь на постель и притворишься мертвым, а я встану за дверью и...
– она оглянулась, подхватила каминные щипцы и воинственно ими замахнулась.

– Мы не сделаем ничего подобного, - Годрик отобрал у нее щипцы, поморщился, когда испачкался в саже, и взял кувшин с водой, чтобы ополоснуть руки.
– Если не прекратишь прыгать и болтать ерунду, мне придется тебя связать. Как леди Сару.

– А напоминать об этом подло, - обиделась Эмер.
– Я хочу помочь.

– Вот и помоги. Сядь у окна и примолкни хоть ненадолго. Ты слишком перепугалась. Если сейчас не успокоишься, начнется истерика. Тогда точно свяжу, пока мне некогда с тобой возиться.

– Я ничуть не испугалась, - упрямо ответила девушка.

Она нехотя прошла к окну и уселась в кресло, вытянув ноги. Колени у нее стыдно дрожали, и присесть было очень кстати.

– Спасибо, за противоядие, - сказала она тихо.

– Это был мой долг.

– Ни за что не поверю.

– Даже не сомневаюсь. Вряд ли слово «долг» тебе знакомо.

– А тебе не знакомо слово «вежливость».

Он не ответил, посветив светильником под кроватью и по углам.

– Я думаю, что за всем этим стоит епископ Ларгель, - сказала Эмер.

К ее разочарованию, Годрик даже не переменился в лице, продолжая осматривать углы комнаты и отодвигать сундуки.

– Что он потребовал от тебя за мое спасение? Это чудовище намекало, что ты... можешь умереть.

– Вздор, - сказал Годрик, перетряхивая одеяло, простыни и покрывало, а потом принимаясь за балдахин.
– Он ничего с меня не потребовал и ни в каких заговорах не замешан. У тебя больное воображение.

– С моим воображением все в порядке! А вот ты не видишь, что происходит возле тебя, как лошадь в шорах.

– С лошадью меня никто еще не сравнивал. Только с жеребцом.

– Не льсти себе, - отмахнулась Эмер.

– Ты не проверяла.

– Хочешь дать мне такую возможность?

– Хочу дать тебе еще одну возможность перестать болтать глупости, - сказал Годрик, заканчивая осмотр.
– Опасности нет, можешь возвращаться в постель.

Эмер ужасно захотелось поддеть его насчет рыданий на коленях, но она сдержалась. Если Годрику угодно скрытничать - его дело. Тогда она тоже вправе утаить кое-что из того, что узнала. Предупрежден - значит вооружен. Вот она и будет во всеоружии.

Муж тем временем лег в постель и с наслаждением потянулся.

– Если желаешь помочь - иди сюда, - позвал он.
– Только платье сними. Мы много нового узнали про Вудшир, но никто не поверит, что люди там настолько дикие, что спят в верхней одежде.

– Как смешно!
– саркастично ответил Эмер, стягивая платье.
– Не обхохочись, когда будешь ловить своего убийцу.

– Заботливая жена, - похвалил он ее.
– Ложись с краю.

Она подчинилась и легла на спину, глядя в потолок.

– Так ты похожа на статую, а не на любящую жену. Повернись ко мне.

– А ты кого будешь изображать?
– спросила она, но повернулась.
– Статую или мужа?

– А кого тебе больше хочется?

– Ну нет, больше на меня это не действует, хоть замурлычься, - сказала Эмер и зажмурилась.
– Так что лучше будь статуей. Или береги нос.

– Как скажешь, - ответил он.
– Конечно, приятнее было бы провести время по-другому, но статуи - так статуи.

– Можно подумать, если я захочу по-другому, ты согласишься, - проворчала Эмер.

Они пролежали без движения достаточно долго, почти до рассвета. Светильник догорел, и комната погрузилась в полумрак. Серый свет проникал из-под оконных ставень, было тихо и покойно, и после пережитых волнений Эмер не заметила, как задремала. Проснулась она потревоженная мерным скрипом дверных петель и осторожным постукиванием. Кто-то входил в спальню, пристукивая по полу. Красноватый свет заиграл на золотых кистях балдахина. Совсем близко девушка увидела Годрика. Глаза его были закрыты, но пальцы безошибочно коснулись верхней губы Эмер, призывая к спокойствию и молчанию.