– Во всех трех бокалах - сливянка?
– первым обрел дар речи Бон.

– Да!
– Эмер взяла у Леоноры щенка.
– Никакие вы не ценители вкуса, добрые сэры. А просто спесивые мальчишки, путающие дешёвое вино с нектаром из южных земель. За каждым - желание, прошу помнить. Насчет вас, - она кивнула в строну Бона и Шеймса, - я ещё подумаю. А с тебя, муженёк, хочу получить награду сегодня вечером. Надеюсь, Фламбары умеют держать слово?

Она помахала мужчинам рукой на прощанье и пошла по тропке между кустов жимолости, нежно воркуя с Флир и целуя её в нос.

– Мне одному хочется её убить?
– спросил Бон.

– Это моё право, если помнишь, - сказал Годрик.

Шеймс вдруг расхохотался.

– Чего это ты?
– спросил Годрик с подозрением.

– А мне она нравится, - сказал Шеймс, допивая изо всех трех бокалов и заедая печеньем.
– Признайте, что она изящно выставила нас дураками. Готов поклясться, всё это было подстроено. Умная женщина!

– Чересчур умная, - пробормотал Годрик, бросая взгляд вслед стройной фигурке с копной рыжих волос, блестевших на солнце почти так же, как начищенные медные щиты на стенах Дарема.

Глава 12 (окончание)

Вечером хозяйская мыльня была хорошо протоплена, и Эмер явилась за выигрышем. Она ждала каких угодно хитростей со стороны мужа, но слуги пропустили ее без оговорок, и сам Годрик уже сидел на скамейке, стягивая сапоги.

– Ты только помогаешь, - возвестил он, когда Эмер переступила порог.
– Подаешь скребок, простыню и стоишь на расстоянии пяти шагов.

– Какой пугливый, - Эмер надула губы, но послушно встала в сторонке.

Вокруг плавали клубы пара, поднимавшиеся от дубовой бочки, в которую слуги бросили оловянные плашки, нагретые на жаровне. Сквозь пар Годрик виделся, как медведь-оборотень - большой, широкоплечий, с вьющимися от влаги волосами. Искусно выкованная огромная ванна уже была наполнена горячей водой, и на поверхности плавали розовые лепестки.

– А кто помогал тебе мыться до меня?
– спросила Эмер невинно, пробуя воду кончиками пальцев. Больше всего она боялась услышать про миловидных служанок, до которых были так охочи благородные господа

– Вообще-то, до тебя я предпочитал мыться в одиночестве, - сказал Годрик.

– Ну конечно...
– пробормотала Эмер под нос и подошла к столу, на котором оставили корзину с порошком мыльного корня, притирания и масла, пучки душистых трав и кувшин с охлажденной водой и подогретым вином со специями.

– Мой оруженосец отлучился по делам, - сказал Годрик.

Хотя жена не требовала объяснений, он почувствовал необходимость высказаться:

– Обычно мне прислуживал он.

– Вот и отлично, - подхватила Эмер, несказанно довольная, что обошлось без служанок. Кто знает, может, Годрик и врал, только ей очень хотелось верить в эту ложь, и она безоговорочно поверила. Но дело затевалось не для того, чтобы проверять, целомудренным ли было поведение супруга до свадьбы, и Эмер перешла в наступление.
– Раздевайся, - приказала она, наливая в высокий серебряный бокал вина и салютуя им.
– Хочу получить обещанное.

Годрик медлил, и было понятно, что платить выигрыш ему не по душе.

– Или хочешь, чтобы я помогла тебе раздеться?
– мурлыкнула Эмер, любуясь, как играют блики свечей на поверхности бокала.

– Упаси яркое пламя!
– сразу же ответил муж.

Он стянул котту и бросил её на пол, стараясь не смотреть на жену. А Эмер смотрела. Смотрела поверх бокала, прижавшись губами к серебряному краю и забыв отпить. Вот на пол полетела рубашка, а Годрик взялся за поясной ремень, готовясь спустить штаны.

– Даже глаза не опустишь?
– изумился он.
– Поистине, ты - самая бесстыдная женщина, какую я только видел.

– Что же постыдного может быть в человеческом теле?
– спросила Эмер.
– Такими нас создало небо, и мы - не худшие его творения.

Философское изречение заставило Годрика задуматься.

– Может, ты и права, - сказал он, наконец, и распустил вязки на брэйлах.

Серебряный кубок дрогнул в руке, Эмер так и не отвернулась, только сердце застучало быстро-быстро.

Всё же, её муж - самый красивый мужчина на свете. Наконец-то она смогла налюбоваться его красотой в полной мере - сильными ровными ногами, узкими бедрами и ягодицами, крепкими, как орешек. Мускулы так и играли под кожей, и несколько шрамов на руках и груди намекали на героическое прошлое. Воображение Эмер сразу нарисовало картины боевых сражений, рыцарских турниров, в которых участвовал Годрик, и душа ее застонала от близости счастья и от его недосягаемости. Хотя, дело сдвинулось с мертвой точки. Сегодня он разделся перед ней, а завтра согласиться и на кое-что другое...