Бранвен бессильно опустилась на кровать, сминая платья Тигриши.

– Не могу поверить, - промолвила она потрясенно.
– Какое нападение? В центре Эстландии? Разве у нас объявлена с кем-то война?

– Там было не простое нападение, - сказала Тигриша.
– Говорят, всему виной черное колдовство. Расследование засекречено, сам король занят этим. Матушка сильно сдала, а теперь еще ты огорчишь ее разводом.

– Не верю, что Айфа могла бы вот так погибнуть, - покачала головой Бранвен.
– Надо надеяться, Тигриша. Наша Айфа - она как камешек, ее не расколешь и не разотрешь в пыль. Уверена, она спаслась и надо только подождать.

– Будем надеяться, во имя яркого пламени, - согласилась Тигриша.

Она подошла к столу, рассеянно передвинула листы, и вдруг покраснела, как рак, сминая один из них.

– Что там?
– спросила Бранвен.

– Ничего, - ответила Тигриша.

– Она уничтожила мой самый лучший рисунок, - пожаловался Эфриэл.
– Вы, девицы, ничего не понимаете в искусстве.

Встреча с леди Роренброк была отложена до вечера. В комнату к Тигрише несколько раз забегала Киарана - целовала вернувшуюся старшую сестру и плакала, узнав о несчастьях выпавши ей. Перед вечерней трапезой близняшки долго и осторожно готовили леди Дерборгиль к встрече с любимой дочерью. Когда Бранвен появилась пред материнские очи, леди Дерборгиль плакала не таясь.

– Иди, я обниму тебя покрепче, моя милая, - раскрыла она объятия, и Бранвен бросилась к матери, уткнувшись лицом в складки ее платья.
– А теперь расскажи все по порядку. Тигриша трещит, как сорока, а Киарана, наоборот, бубнит, как отец Фурса на утренней службе. Ничего не понятно.

Она удалила близняшек, и Бранвен смогла излить душу, ничего не скрывая. Или почти ничего.

Свой рассказ она закончила просьбой подать королю прошение о признании брака недействительным.

– Ты хочешь этого?
– мать гладила Бранвен по голове.
– Герцог - кузен короля, не думаю, что Его Величество будет в восторге.

– Я уже все решила, мама.

– С другой стороны, - начала рассуждать леди Дерборгиль, - наш род не менее древний и славный, чем Аллемада. Стерпеть такое оскорбление? Нет, это невозможно. Да и он кузен Адельгерду всего лишь по материнской линии. Подумаешь, герцог! Наши предки тоже носили корону. Мы ничуть не хуже этих южных выскочек. Завтра я прикажу подготовить прошение и отправлю его в столицу.

– Благодарю, что вы все понимаете, - Бранвен поцеловала матери руку.

– Ах, если бы я еще знала, что с Айфой, - пожаловалась леди Дерборгиль.
– Моим дочерям не везет в этот год. Надо пожертвовать храму воска и золота. Да, завтра же отправлю воск и золото.

После ванны и ужина Бранвен выпроводила служанок и привычно загасила свечи, кроме одной. Как будто она и не уезжала никуда из родного замка. Эфриэл следил за ней взглядом, но Бранвен делала вид, что не замечает его внимания.

Наконец, свечи были потушены, угли в камине давно прогорели, и бродить по комнате уже не было причин.

Бранвен села на постель и перебросила косу на грудь, заплетая и расплетая пряди.

– Я готова, - сказала она еле слышно.

– Ты хорошо подумала?

– Я же обещала.

– Мне плевать на твои обещания!
– сказал он сквозь зубы.
– Хочу вот о чем спросить. Мы с тобой столько пережили, и теперь ты так легко меня отпустишь?

– Я должна, - ответила Бранвен тихо.

– А я и забыл, что «должна» - любимое слово Бранвен из Роренброка, - криво усмехнулся Эфриэл.

В комнате повисло тягостное молчание. Эфриэл стоял у окна, Бранвен сидела на постели, и впервые за последнее время между ними разверзлась пропасть еще глубже, чем омуты под Хальконовой кручей, и еще шире, чем арена в Тавре.

– Почему ты медлишь? Мне казалось, ты только и мечтаешь, что вернуться в свой мир.

– А ты считаешь, что знаешь мои мечты?
– спросил сид неожиданно зло.

Бранвен вскинула на него глаза, не понимая причины злости.

– Я хоть что-то для тебя значу?
– спросил. Теперь в его голосе не было злобы, а одна только горечь. Он старался выглядеть невозмутимым, но отчаянно боялся того, что мог услышать сейчас от маленькой леди.

– К чему такие расспросы? Разве они что-то изменят?

– Разве нет?

– А что они могут изменить?
– Бранвен вскочила, пылая праведным гневом.
– Ты хочешь, чтобы я обняла твои колени и плакала, признаваясь в любви? Не выйдет! Для тебя, наверное, впервой, когда смертная дева не потеряла голову от очарования сида? Тебе мало того, что я согласилась на грех, обязанная позаботиться о тебе. Ты хочешь, чтобы этот грех был совершен во имя тебя. Хочешь растревожить мое сердце, а потом вернуться в свой мир и смеяться, вспоминая имя той, что имела глупость полюбить звезду небесную. Это гордыня, Эфриэл ап Нуада! Это обыкновенная гордыня!