– Мне? Я сам ему все сказал.

– Что ты ему сказал?

– Исчезни, – с выражением произнес Семеныч. – Убирайся вон! Вот что я ему сказал.

– Дурак, – не выдержала Она, заметив смех в его глазах. – Хватит надо мной смеяться. Я, наверное, тебе уже рассказывала. Не может один сон на двоих сниться.

– Ну, не может, так не может, – с готовностью согласился Семеныч.

– А чем сон кончился? – не выдержала Она снова через минуту.

– Он исчез, – пожал плечами Семеныч. И наклонившись, трагически добавил: – Исчез и он, и номер, и проход в конце коридора. Схлопнулся!

Ее передернуло:

– Хватит меня пугать! Это из-за тебя мне кошмары снятся! Ты мне их в подсознание вгоняешь. Может, это мне и не приснилось? Может, это ты мне свои сказки понавыдумывал и рассказывал, пока я без сознания валялась в клинике?

– Конечно, – не стал отрицать Семеныч. – Еду везут. Тебе какой сок?

– Томатный! – оживилась Она. – Два томатных. Я твой тоже выпью. А ты можешь мою еду съесть.

– Договорились.

– Дай мне наушники, – попросила Она, после того, как они оказались в Москве, и Семеныч забрал свой автомобиль с парковки.

– Зачем они тебе?

– Музыку буду слушать.

– В машине играет.

– А я хочу, чтобы мне лично играла! Свою хочу, – Она лукаво улыбнулась. – Или твою?

Семеныч одной рукой дотянулся до сумки, достал наушники и передал Ей. Она с восторгом исследовала новый айфон, который купил Ей Семеныч взамен утерянного телефона. Сим-карту восстановили в салоне сотовой связи еще в аэропорту.

Семеныч то и дело поглядывал на Ее счастливое лицо, отчего и ему становилось немного радостнее. Ему было неимоверно приятно время от времени обжигаться взглядом о Ее сверкающие глаза и мимолетную улыбку, которые предназначались ему. А Она хотела одного: остановить время, когда рядом Семеныч, впереди вся ночь, в руках – новенький аппарат с огромной памятью и кучей функций, а в наушниках песня, написанная Семенычем лично Ей.

Прежний мир тактично подвинулся еще на несколько часов, и даже намеком на свое существование не стал тревожить этих двоих, точно зная, что это их последняя ночь.

– Надо кофе взять, сахар. У нас нет ничего, – вспомнила Она. Ночами они чаще поднимались перед рассветом, растягивая последние часы удовольствия. Горячий кофе, волнующие поцелуи, страстные объятия и веселый смех встречали новый день.

– Логично. И пепси-колу.

– Вон супермаркет, – показала Она.

Семеныч рассеянно листал глянцевые журналы на витрине, стоя в длинной очереди у кассы. Она задумчиво смотрела на него и улыбалась про себя: такое ощущение, что заходящее солнце оказывало свое влияние и на Семеныча. Как только сутки переходили в свое темное время, у Семеныча сразу же невольно закрывались глаза, и стоило ему присесть или прилечь, то незамедлительно к нему подбирался сон. И сейчас Семеныч, стоя у кассы, очередь возле которой двигалась медленно, делал усилия над собой: рассматривал журнал, менял ногу, на которую опирался, сонными глазами окидывал пространство…

– Шахидка! – толкнула Она Семеныча под локоть. Сказала так, что вся очередь, как по команде, стала озираться по сторонам.

– Что? – Семеныч подобрал выпавший из рук журнал.

– В другой очереди к кассе. У нее под одеждой как будто пояс. Посмотри, Семеныч! – Она теребила его за рукав пиджака.

Семеныч обернулся и увидел молодую женщину в черном длинном одеянии.

«Я этому нисколько не удивлен! – сразу же подумалось Семенычу. – Странно, что мы вообще долетели до Москвы».

– Иди вперед, подождешь меня у выхода, – сказал он. – Иди. В машину иди.

– Зачем?

– Мало ли что, – уклончиво проговорил Семеныч.

– Если будет взрыв, то кого мне тогда ждать у выхода? – с искренним удивлением уставилась Она на него. И решительно продолжила: – Я лучше останусь. Мы взорвемся вместе или выйдем, но тоже вместе.

Многоголосый людской гул незаметно стих. Отчетливо стали слышны мерные звуковые сигналы кассового аппарата, лязг колесиков металлических тележек и шуршание пакетов. Женщину в черном одеянии заметили все, и каждый, очевидно, решал про себя, может ли быть эта женщина опасна настолько, насколько она таковой кажется.

– Семеныч! – громко сказала Она.

– Что? – Семеныч от неожиданности вздрогнул одновременно со стоявшими в очереди покупателями.

– Давай уйдем? Мне это не нравится!

Семеныч прекрасно заметил, что Она говорит это нарочно громко и с интересом наблюдает за последующей реакцией людей.

«Как дитя малое, честное слово. Что за привычка все время разыгрывать спектакли? – Семеныч видел, как Она нарочито нервно потирает ручку тележки, прерывисто и шумно вздыхает, вертит головой, вытягивая шею, в сторону предполагаемой опасности. – Ей интересно, как поведу себя я? Или скучно стало стоять в длинной очереди? Ей, ведь, совсем не страшно, даже если эта женщина и в самом деле окажется террористкой-самоубийцей. Но после автобуса… Так все и может быть. Но в чем я теперь уверен, так это в том, что с нами ничего не произойдет. Особенно с нею. Это словно ее игры. Непонятные, нереальные, действительные, страшные, сказочные, живые, беззаботные. И меня, наверное, за игрушку держит. Наиграется и без сожаления выбросит. А про Ребенка я выясню. Может, и не уничтожил его Доместик. Вдруг Ребенок спокойно себе живет в соседнем подъезде и вовсе никуда не уезжал».