Шрифт:
Семеныч приложил свои ладони к груди мальчика, желая придержать Костю в припадке.
«Я хочу ему помочь, – что делать дальше Семеныч не понимал, но рук не убирал. Его пальцы ощущали внутренние судороги Костика, его прижатые к туловищу худые руки, его тонкие ребра под тканью, его сердце, которое не билось, а будто неравномерно и дико переворачивалось. Отчаянием мысль прозвучала снова: – Я хочу ему помочь! Или ты помоги. Ты…»
Костя запрокинул голову сильнее, а сам вытянулся по струнке и тут же резко выгнулся дугой, опираясь на макушку и пятки. Семеныч никак не мог прижать его спиной к поверхности постели, да и удержать его с каждой минутой становилось все труднее. Мальчишка был сильнее.
Семеныч успел испугаться и на секунду засомневался, не позвать ли задержавшуюся в бане мать Кости. В следующее мгновение руки Семеныча от мальчика стало что-то отталкивать. По ощущениям в ладонях, которые приподнялись над телом, между Костиком и руками Семеныча образовывается плотный воздух, который и отодвигает руки Семеныча вверх.
Ладони Семеныча, так хорошо державшие мальчишку вначале, уже не касались Кости. Очень медленно Семеныч старался уменьшить расстояние между своими руками и грудной клеткой Кости, словно вдавливал обратно эту воздушную субстанцию, которая повторяла контуры туловища мальчика и, набирая мощь, начинала расширяться. Семенычу показалось, что этот воздух грозится в итоге разорваться, возмущенно оттолкнув все от себя. Лоб Семеныча покрылся испариной, плечи от напряжения свело, а в мыщцах появилась нечеловеческая сила.
Пальцы Семеныча прижимали плотное облако к Косте, но начинали проходить сквозь, проваливаясь…
С большими усилиями образовавшееся воздушное пространство стало сдаваться. Словно оно не хотело впускать ладони Семеныча в себя и только поэтому стало недовольно собираться под ними. Как пена, которую трудно сжать, воздушная субстанция, тем не менее, устремилась обратно.
А Она глазами, как магнитом, собирала выходящий свет. Казалось, Она теперь не сможет оторвать своего взгляда от глаз Костика. Лучи света заискрились алмазным песком, и цвет их стал ярче. Семеныч не успел подумать о том, что происходящее может быть опасным для него, но за Нее стало страшно. На миг подумалось, что свечение больше не отпустит Ее и, мало того, способно втянуть в себя. И если Семеныча отталкивало от Кости, то Ее притягивало. Голова Ее опускалась все ближе и ближе к лицу мальчика. Рот Кости приоткрылся, пытаясь ухватить воздух. Из груди вырвался хрип.
Ладони Семеныча уже коснулись простыни, но мальчишка с невероятной силой выгибался дугой вверх, а его туловище била неестественная дрожь. Послышался треск ткани. Казалось, Костя сейчас разорвет простыню и вырвется.
Семеныч от испуга ударом обеих ладоней толкнул мальчишку обратно. Тот неожиданно обмяк, и его туловище упало на постель. Веки Кости закрылись. Губы сомкнулись.
«Умер», – в ужасе подумал Семеныч.
Она вздрогнула. Через секунду тишины и напряжения, Костя глубоко вздохнул и выдохнул.
Дыхание его возобновилось и стало ровным.
«Пошли», – со страхом попятилась Она.
Они лежали ни живые, ни мертвые. До тех пор, пока не отворилась тяжелая дверь в избу. Легкие шаги в темноте заглянули к младшим и направились в комнату Кости. Хозяйка передвигалась по половицам почти бесшумно.
Они замерли.
Спичка в комнате Кости чиркнула со звуком разорвавшегося снаряда.
– Как сладко спит мой сыночек, – ласковый шелест материнского шепота. – Не туго тебе? Не холодно? Пусть уйдет болезнь за леса далекие, пусть покинет тебя боль жестокая. Пусть сердечко твое твердо бьется. Придет чудо, и на ножки встанет Костя.
Шорох ватного одеяла. Шуршание пуховой подушки. Глухой скрип узкого настила рядом с Костиной постелью.
Безмолвный ветер за окошками затих, перестал посвистывать в щелях и трогать кроны высоченных лип, под которыми уснуло чье-то горе, и пряталось чье-то счастье.
– Лучи из его глаз входили в твои. Почему в твои? – не выдержал Семеныч, так и не уснув.
– Не знаю. Потому что я первая заглянула? – предположила Она. – Я ничего не поняла, что произошло. А глаза мне режет теперь.
– Может, умыться?
– Не буду я тут греметь.
– И я не понял, что это было. Вместо зрачков – отверстия в бесконечность. На много-много километров, – Семеныч прильнул губами к Ее закрытым векам.
– Давай спать, – прошептала Она. – Что-то мне не по себе. Может, это у него всегда такие судороги?
– Ну да, которые меня чуть к потолку не припечатали.
– А стоны?
– Какие стоны?
– Перед тем, как пойти к нему, ты сказал, что слышешь, как он стонет, – напомнила Она ему.
– Ммм, – прислушался Семеныч. – Нет. Сейчас не слышу. Спим.
– Что же это было?
– Судя по книгам, наверное, душа.
– И какая она?
– Очень сильная. Спи.
– Ужас…
– Как-то так, – согласился Семеныч.
– Вставай, – Она в поцелуе коснулась его носа. – Все проснулись.
Семеныч еще крепче зажмурился.
– Просыпайся, – засмеялась Она.
– Завтрак на столе, – Тая тут же просунула голову за занавеску, будто только и ждала, когда они заговорят. – Все поели. А Петр на пруд ушел с Манькой. Мама с Костей сидит. Вам наливать чаю?