Он повесил трубку, и быстро набрал другой номер.
– Ричард? Команда оперативников готова? Хорошо. У нас есть новая цель. Я хочу, чтобы вы подготовили их к экстренному развертыванию в Нью-Йорке. Да, немедленно. Они должны подняться в воздух в течение полчаса.

И с этими словами он сунул телефон обратно в карман, отвернулся и быстро покинул кладбище.

Глава 60

Настало шесть часов вечера, и в это время Констанс Грин вернулась из штаб-квартиры полиции и вошла через парадную дверь особняка Риверсайд-драйв, прошла по проходу к столовой, и пересекла выложенное мрамором пространство большого приемного зала. Внутри стояла полная тишина, за исключением мягкой поступи ее шагов. Особняк ощущался покинутым. Проктор все еще восстанавливался в больнице, миссис Траск готовила где-то в глубине кухни, а доктор Стоун, вероятно, был наверху, расположившись в комнате Пендергаста.

Она прошла по украшенному гобеленами коридору, мимо мраморных ниш, которые повторялись через одинаковые промежутки, мимо стен, оклеенных розовыми обоями. Теперь она поднялась по задней лестнице, легко шагая по ступеням, чтобы свести к минимуму скрип старых половиц. Как только в длинном верхнем коридоре она миновала большое и отвратительное чучело белого медведя, то сразу повернула к двери, находящейся слева. Она положила руку на дверную ручку. Вздохнув, она повернула ее, и тихонько толкнула дверь.

Доктор Стоун бесшумно поднялся с кресла возле двери. Она почувствовала раздражение от его присутствия, от его щегольской одежды, его желтого галстука и черепаховых очков, и особенно от его полной неспособности сделать что-то сверх оказания поддерживающей помощи ее опекуну. Она осознавала, что это несправедливо, но сейчас Констанс была не в настроении для справедливости.

– Я хотела бы остаться с ним наедине, доктор.

– Он спит, - сказал он, удаляясь.

До тех пор, пока состояние Пендергаста не стало серьезным, Констанс редко заходила в его собственную спальню. Даже сейчас, когда она остановилась в дверях, то с любопытством осмотрелась. Комната не была большой. Тусклый свет лился из-за утопленного молдинга, который проходил непосредственно под потолком, и от одной лампы Тиффани, которая стояла на тумбочке: в комнате не было окон. Обои представляли собой разводы бордового по красному с тонким узором Флер-де-Лис. На стенах висело несколько произведений искусства: небольшой набросок Караваджо «Мальчик с корзиной фруктов»; морской пейзаж Тёрнера; гравюра Пиранези. Книжный шкаф, заставленный тремя рядами старых томов, переплетенных кожей. По комнате было разбросано несколько музейных экспонатов, которые вместо того, чтобы демонстрироваться, как произведения искусства, использовались по назначению: Римская стеклянная урна была наполнена минеральной водой; в канделябре Византийской эпохи стояли шесть белых, несгоревших свечей. Ладан курился в Древней Египетской курильница, изготовленной из фаянса, и в комнате от нее висел тяжелый запах, в тщетной попытке изгнать вонь, которая наполняла ноздри Пендергаста день и ночь. Стойка из нержавеющей стали с подвешенной на ней капельницей составляла резкий контраст с остальной частью элегантной мебели в комнате.

Пендергаст неподвижно лежал в постели. Его светлые волосы, сейчас потемневшие от пота, составляли резкий контраст с белоснежными подушками. Кожа его лица была настолько же бесцветной, как и фарфор и почти такой же прозрачной; она могла почти различить мышцы и тонкие выступающие костные части под ней, и даже голубые вены на его лбу. Его глаза были закрыты.

Констанс подошла к кровати. Морфин поступал по одному миллиграмму каждые пятнадцать минут. Она отметила, что доктор Стоун поставил блокировку дозы более шести миллиграмм в час; поскольку Пендергаст отказывался принять наблюдение медсестры, важно, чтобы у него не произошла передозировка лекарствами.

– Констанс.

Шепот Пендергаста удивил ее; все-таки он не спал. Или, возможно, ее движения, насколько тихими они не были бы, пробудили его.

Она обошла вокруг кровати и присела около ее изголовья. Это напомнило о том, как она сидела в таком же положении в больничной палате Пендергаста в Женеве, всего три дня назад. Его стремительное ухудшение состояния здоровья с тех пор сильно пугало ее. И все же, несмотря на слабость и ужасное, постоянное напряжение, он боролся, и это было весьма очевидно – сражался, чтобы удержать боль и безумие от полного поглощения его сознания.

Она увидела, как его рука двинулась под одеялами, а затем он извлек ее. А в ней оказался листок бумаги. Он поднял его, покачивая.

– Что это?

Она была потрясена холодностью и злостью в его голосе.

Она взяла бумагу и признала в ней список ингредиентов, который она составила. Он был оставлен на столе в библиотеке, которая стала своего рода командным пунктом для нее и Марго. Что, явно выглядело глупо.

– Иезекия разработал противоядие, чтобы попытаться спасти свою жену. Мы собираемся приготовить его – для тебя.

– Мы? Кто это «мы»?

– Марго и Я.

Его глаза прищурились.
– Я запрещаю.

Констанс пристально взглянула на него.
– У тебя нет права голоса в этом вопросе.

Он с явным усилием поднял голову.
– Ты ведешь себя как полная дура. Ты не представляешь, с кем имеешь дело. Барбо смог убить Альбана. Он победил меня. Он непременно убью тебя.

– Он не успеет. Я собираюсь сегодня в Бруклинский ботанический сад, а Марго сейчас уже в музее – собираем последние ингредиенты.

Его глаза, казалось, вспыхнули, как только взгляд врезался в нее.
– Барбо, или его люди, будут ждать тебя в саду. И уже ждут Марго в музее.

– Невозможно, - ответила Констанс.
– Я только сегодня утром нашла этот список. Марго и я - единственные, кто видели его.

– Он лежал в библиотеке, на виду.

– Барбо не мог попасть в дом.

Пендергаст полностью приподнялся, хотя, похоже, что у него кружилась голова.
– Констанс, этот человек - само исчадие ада. Не ходи в Ботанический сад.