— От Алекса в нем далеко не только голос, — возразила Нэлл. — От Алекса в нем целиком Алекс… как и от Марики, от Дэна… и от меня, наверно, тоже.

— Это меня просто убивает, — не оборачиваясь, сказал Том.

— Почему? Информация хороша тем, что на нее не распространяется закон сохранения. Сколько ею не делись — у тебя меньше не становится.

— Информация, — с горечью повторил тот.

— Черт, я просто не так выразилась! Дело не в том, что Си-О натягивает на себя личность Алекса, как волк овечью шкуру, когда приходит разговаривать с тобой, а просто в том, что он понимает нас не хуже нас самих. А может быть, и лучше.

— Понимает… — невесело усмехнулся Том. — Знаешь, что он мне сказал? Цитирую: ты приходишь разговаривать, но при этом не хочешь, чтобы я тебя понимал? Конец цитаты.

— Это то, что ты вырезал из лога?

Он кивнул.

— А еще? Что еще он тебе сказал?

— Всего несколько слов. Я бросил тебе в «кейки» окончание нашего разговора, — Том упорно смотрел на постер. — Я его прослушивал столько раз, что уже помню наизусть. Скажу тебе честно, Нэлли — мне стыдно, что я чуть не сорвался, но меня до сих пор в дрожь бросает, как вспомню… они ведь проступили прямо из подлокотников, как пятно чернил сквозь целлюлозный фильтр.

— Углеродные капли? — спросила она.

Том кивнул.

Нэлл шагнула к ложементу, надела шлем. В «кейки» и правда лежал звуковой файл, маркированный как лог.

— …А если мы все откажемся? — спросил Том.

— Значит, откажетесь, — безмятежно произнес голос Алекса.

— И ты никого не заберешь без его согласия?

— Никого не заберу.

— Хотел бы я тебе верить, — пробормотал Том.

— Что же тебе мешает? — мягко спросил Си-О, и, через паузу: — Ты позволишь?

— Нет! — крикнул Том.

— Ты приходишь разговаривать, но при этом не хочешь, чтобы я тебя понимал?

— Ты и так чересчур хорошо меня понимаешь.

— Чересчур?

— По сравнению с тем, как я тебя понимаю — да.

— Том, путь к взаимопониманию очень прост. И ты его знаешь.

— Нет!

— Почему?

Том глубоко вздохнул, кажется, он вообще с трудом перевел дыхание.

— Это не важно, — ровно ответил он. — Я не разрешаю тебе ко мне прикасаться. Ты же не хочешь нарушить свое третье правило?

— Хочу, — бесстрастно сообщил голос Алекса. — Но не нарушу.

Около минуты они оба молчали.

— Конечно, ты прав, Том, — наконец, спокойно сказал Си-О. — Я не должен настаивать. Но тогда среди тех, кто будет представлять человечество, тебя не будет. Жаль.

Это же натуральный хладнокровный удар под дых, подумала Нэлл. Надавить Тому на его чувство ответственности — прием из серии запрещенных.

— У меня есть время подумать? — изменившимся голосом спросил капитан.

— Конечно.

— Тогда я подумаю. Спасибо за беседу, господин посол.

Запись закончилась. Нэлл сняла виртуальный шлем и внимательно посмотрела на Тома. Теперь она понимала причину его смятения. Си-О явно знал, чем его зацепить.

— Подбор индивидуальных ключей, — сказала она.

— Я знаю, — кивнул тот.

— То, что он тебе сказал, можно выразить одной фразой: «Пойдем со мной». Все остальное — просто попытка нащупать твое слабое место. Причем довольно успешная.

Том бледно улыбнулся.

— Я знаю.

— Если знаешь, не ведись. Неважно, кто будет представлять человечество.

Том покачал головой.

— Это не может быть неважно, Нэлли. Я только надеюсь, что из нас никто не будет его представлять. Если все откажутся, он уйдет один, — он глубоко вздохнул. — Сдержит свое слово и уйдет один.

«Милый мой Том, я бы не стала на это рассчитывать», — подумала она, однако вслух ничего не сказала.

Этой ночью Нэлл долго не могла уснуть. Она лежала в темноте, не сводя глаз с неяркой габаритной линии, очерчивающей дверь, и думала о предстоящем путешествии. О возможном предстоящем путешествии, поправляла она сама себя. Ее окунало то в рай, то в ад, сердце то сжималось в ледяной тоске, то трепетало от восторга.

Уйти без возможности вернуться. Быть навсегда вырванной из знакомого пространства и времени, потому что через сотню лет полета умрут все, кого она знает. Остаться в одиночестве... в невозможном, лютом одиночестве, до конца жизни видеть только гигантские ажурные кружева углеродных существ... Не пожалеет ли она вообще, что пошла на такое, не захочет ли смерти — страстно, нетерпеливо, жадно — и не сойдет ли с ума от невозможности умереть?

Ну, а если она не будет одна? Если Том все-таки согласится? Если согласятся Дэн, Марика, Алекс, может быть, Мишель — неужели ей и тогда будет плохо?