Добрую минуту в кают-компании стояла тишина.

— С трудом отодвинув крышку канализационного люка и высунув нос наружу, крысы внезапно обнаружили себя посреди оживленного города, — наконец, хмыкнула Марика.

— Очень смешно, — буркнула Линда.

— Нет, погоди, — сказал Дэн. — Что-то не сходится. Если в Поясе Койпера есть, как ты говоришь, станция телепортации, то почему вся эта толпа алиенов еще не хлынула к нам? На Землю?

— Потому что Земля — отвратительный гравитационный колодец с агрессивной биосферой и ядовитой кислородной атмосферой, — спокойно ответил Алекс.

— Шутишь? — спросила Мелисса.

— Да какие тут шутки! — воскликнула Марика. — Я уже миллион раз говорила то же самое. Обитаемая планета в тысячу раз хуже для колонизации, чем необитаемая! Когда начинают взаимодействовать две биосферы — получается полная фигня. Посмотри на нас!

Алекс быстро перевел взгляд на Линду, и та поднялась, будто по условному сигналу.

— Ладно, коллеги, нам пора, — решительно заявила она. — Слишком много надо всего сделать.

Зевелев уже был на ногах и убирал посуду в контейнер. Линда шагнула к дверям, обернулась, посмотрела на Марику и сказала:

— Зайди ко мне вечером.

Наверное, это действительно самый лучший вариант, думала Нэлл, возвращаясь по коридору к себе в каюту. Не трогая нас, просто обозначить свое присутствие. Показать, что мы не первые и не главные, но при этом ничем не ограничить нашу свободу (несколько запретных объектов в Солнечной системе — не в счет). Не лезть в наши внутренние дела, но дать понять, что вокруг нас — там, между звезд — есть другие социумы, с которыми еще придется как-то договариваться. Показать, что такой договор возможен. И одновременно — бросить нам вызов своей мощью…

Она вошла в каюту, надела шлем и заглянула в почту — не ответил ли Джон. Новых писем не было, если не считать полученного утром и еще нечитанного письма от Лоры Бриггс. Можно не торопясь почистить зубы, откашляться от очередной порции нитевидных, пригладить расческой краснеющие волосы. Забраться в ложемент, включить Ахилею, закрыть глаза. Отдаться музыке — ясной, хрустальной, уносящей ввысь.

Черт, неужели она снова счастлива?

А ведь когда он уйдет, нам, наверно, его будет не хватать, вдруг подумала Нэлл, не открывая глаз. Будет не хватать этой постоянной опасности, этого драйва, ежеминутной готовности к любым неожиданностям, этого ощущения — рыбы в текущей воде, птицы в воздушном потоке, игры с чужой волей, необозримых горизонтов… Нэлл открыла глаза и посмотрела на свои руки. Этого ей тоже будет не хватать. Прохладного, бархатно-текучего, живого, куда она однажды опустила ладони. Она с силой потерла каждую ладонь костяшками кулака, стирая странное ощущение, и приятное, и тоскливое одновременно, и снова закрыла глаза.

Нежный девичий голос взлетал под высокие своды, звенел в прозрачной синеве. Нэлл снова чувствовала, что падает… а может, летит? Ее будто увлекал неведомый поток — тепла, света и силы. И Нэлл нырнула в него, уже ни о чем не думая.

Она проснулась среди ночи от уже знакомого томительного ощущения в ладонях — сладостного и тоскливого одновременно. Коснувшись сенсора, включила свет и несколько минут разглядывала свои руки — белые и чистые, не считая красной мути нитевидных водорослей в ногтевых пластинках. Потом расстегнула спальник и опустила ноги на пол. Ей надо было что-то сделать, но что? Все вокруг выглядело не вполне реальным — как будто она спала и видела сон.

Ложемент оказался угольно черным — и это почему-то нисколько ее не удивило. Она подошла ближе и несколько минут смотрела на бархатную живую поверхность, покрытую тонкими шевелящимися ворсинками. Потом опустила руку и ласково провела по этой поверхности ладонью, гладя ее, как гладят кошку. Черные волоски тянулись к ее руке, ощупывали ее, щекоча и лаская кожу. Это было совсем не страшно, скорее наоборот — хорошо и правильно, и Нэлл улыбнулась текучей углеродной субстанции, будто старому другу.

— Садись, — произнес голос Алекса.

Она забралась в ложемент и откинула голову в живое, дышащее, прохладное и мягкое. Тонкие щупальца тут же скользнули ей под волосы, оплели голову. Все ее существо наполнилось радостью — как будто она, наконец, отправлялась в путешествие, которого давно ждала. Ложемент был ладонью друга и мобилем одновременно — и Нэлл, полностью расслабившись, закрыла глаза.

Когда она открыла их, было уже утро. Несколько секунд она не могла сообразить, кто она и где находится — но потом самосознание вернулось. Нэлл, как ужаленная, подскочила в ложементе, судорожно осмотрелась — ложемент был серый, ощупала затылок — затылок был целый.

Все-таки сон.

Она вздохнула с облегчением, но через секунду ее снова окатило волной тревоги. Она засыпала в кровати (или нет?), а проснулась в ложементе. Значит, не сон?

Сосредоточиться. Мысленно коснуться мгновения между одним сновидением и другим. Там, в этом зазоре, что-то было. Яркие спрессованные впечатления — о чем? О беззвучном мире, полном красок и запахов. Даже не так — цветозапахов, потому что они были единым целым. Ощущение ветра, дующего прямо сквозь тело. Радость от начала нового этапа. Этапа чего? Это ускользало, таяло, и Нэлл прекратила вглядываться в себя, опасаясь создать у себя ложную память и невольно придумать то, чего не было.