Поэтому — вдох, выдох.

Думай.

Наших тут знают и называют Ходящими или «хо-тя-си», если верить безрукому мальчику с болот. Жители болот нам обрадовались, хотя и показали себя неразумными, а жителям города и берега мы явно внушаем опасения, хотя они наших помнят. Впрочем, их память не помешала им напасть на нас.

А моя память что говорит?

Как заорали с холма, когда Сатс развернулась в заводи, помню. Как налетели с факелами и меня столкнули в мутную воду, помню. Что там от меня такое пыхнуло, они говорили?.. Похоже, это Сатс выставила надо мной защиту, какую смогла, когда ее саму уводили. Хорошая девочка, предусмотрительная. Но молодая еще, не поняла, что надо было сразу сделать купол на двоих. Купол не стена, так, временная замена полной защите. Но тогда нас бы не разделили.

Сбоку раздается утробное хрюканье. Кто-то роет землю.

Открываю один глаз.

Свинья как свинья, большая только. Щетина слипшаяся, бока обвислые, но обычная свинья. Таких на…

Точно! Это ж она со старых ферм 370183-го пролезла! Там разумных не осталось, какой-то мор их скосил быстрей, чем мы его обнаружили. Но живность еще имеется. Живности там мно-о-ого…

Помнится, оттуда же кто-то притащил птиц на 15-ый. А я-то все в толк взять не могла, откуда разведение кур на 15-ом и зачем они приумножают насекомых в наборе!

Интересно, а кто и зачем переводит кур? Переселяет на 15-ый? Тогда почему кур туда, а не людей оттуда?.. Хотя нет, об этом не сейчас. Интересно, но просто не до кур.

Наверно, кто-то переводил тех птиц… или переносил… А как он это делал? В сумке?

Ладно, оставим. Переводил. И случайно протиснулась вот эта, любопытная… Допустим, проскочила следом, а потом сорвалась с дороги, снесло ее на какую-нибудь тропку, покидало немного и — выбросило сюда.

«Но не слишком ли два конечных осколка (куда пролезла свинья и куда доставили птиц) далеко друг от друга? — спрашиваю я себя. — Ее должно было так кидать, что восемь раз убило бы, а не восемь раз раздувало и сдавливало».

И только начинаю сомневаться в правильности всех своих размышлений, как замечаю опять плывущий над этим пятитысячным 206-ой, которому тут как бы не место.

Вот ведь! Я все еще не могу принять и выучить возникшее смещение, опираюсь на старые карты, а кто-то уже научился пользоваться всем новым!

Свинья рядом переминается на испачканных толстых ногах. «Зачем ты куда-то полезла?» — мысленно спрашиваю я.

Протягиваю руку и тыкаю пальцем в любопытный влажный и грязный пятачок. Живность фыркает, но потом явно решает, что чем плюнуть в меня, лучше лечь рядом. Суета вокруг нее прекратилась, свет Большой ласково греет берег. Свинка подставляет ее лучам свою щетинистую спину, затем медленно переворачивается на бок.

Спор в моей страже сменил тему. Теперь они грызутся о другой дележке.

Закинув руки за голову, я слушаю попеременно то их вблизи, то шум вокруг Сатс вдалеке. Так быстро переключаться для слуха нехорошо, утомительно, но я за нее серьезно волнуюсь.

— …и так моей семье меньше всех вас выдают, а сейчас еще изо рта тащите!

— Уймись, дурак! Чего разорался? Ты копье против этой девки держи, а не у моей бороды.

— Верно, Эрк! Не нарывайся. Скоро или старики скажут, или сами в трактире порешаем.

— Много ты в трактире собрался решать? А с каких таких долей сидеть там будешь?

— Как с каких? Он у меня всегда сыром брал.

— Всегда-то всегда. А как нынче менять будем? Много у тебя того сыра?

— Да уж на пару бочонков хватит.

— Ишь, на пару бочонков! Дурак! Кормилицу-то нашу погубили! Кто по старой мене с тобой говорить-то станет?! Он-то, поди, уже знает все. Ты со своим сыром у него и кружки пива не выменяешь. Кто уже не у него, тот скоро прибежит горе заливать.

— Какое горе-то?

— Да голодное!.. Ну дура-ак!

— Что… А-а-а! Уберите ее! Уберите! Она мои штаны… мои штаны!

На этот жуткий вопль я поднимаю голову. Занятная картина: исправленная свинья подобралась к страже и принялась жевать штанину задиристого Эрка. А тот не сразу заметил. Бородач хохочет, наблюдая, как Эрк прыгает на одной ноге и выдергивает свои штаны из цепкой и любопытной пасти.

Мне бы самой впору улыбнуться — уж больно забавное зрелище представляют эти вояки с их пожеванными штанами, с сыром, с отброшенными в сторону копьями. Но я не улыбаюсь. Да и их страх перед сменой цен, когда источник пищи исчез и все условия натурального обмена изменились, не назовешь поводом для забав.

Пока они заняты, тянусь к городу снова — и удивляюсь, обнаружив, что вокруг Сатс тихо. Это настораживает.

Поднимаюсь. Хоть и тянет вскочить и бегом броситься вперед, все равно стараюсь не делать резких движений. Я все-таки в плену.

Двух шагов не успеваю сделать по холму наверх, как навстречу мне скатывается подросток — в серой рубахе, явно с плеча кого-то из старших в семье, босой и запыхавшийся. В последний миг он отпрыгивает от меня в сторону и плюхается на траву. Его суетливый взгляд мечется между мной, подчищенным кругом белого налета и замершими кто как охранниками.