– Не попытается он что-то сделать и Лейли?

– Принудить её к аборту угрозой бойкота он не может: понимает, что я не дам. И пытаться не будет. Это умный враг. Опасный. Он был одним из тех, кто заставил молчать Лала. Теперь пытался обезвредить меня. Тело Малыша нам отдали именно тогда не случайно: хотели, растравив рану, расслабить – чтобы уговорить. Йорг сразу после похорон пригласил к себе в институт – под предлогом объяснения причины смерти Малыша. Мы объяснились – достаточно ясно: он ненавидит меня, как раньше Лала – он умеет ненавидеть. Больше, чем любить.

– Тем более! Лейли...

– Она будет жить с нами: со мной и Эей. Так будет спокойней: и нам, и ей. Всё необходимое мы знаем и делать умеем. Ведь помимо всего прочего это будет наш внук. Или внучка! – он улыбался.

– Я тоже послежу, чтобы никто не мог... Мало ли!

– И, кроме того, чтобы сама Лейли не делала то, что нельзя. В том числе – переутомлялась.

– Конечно: я понимаю.

– Я ознакомлю тебя с тем, что необходимо. Но ты совсем устал: даже говоришь с трудом. Не пора ли нам вернуться?

– Да: сейчас пойдем.

Вот это новости! Рита чувствовала, как сильно колотится у нее сердце: скрытая толстым стволом старого дерева, она слышала весь их разговор.

Если они сейчас пойдут обратно, то обязательно наткнутся на нее! И она решила сама подойти к ним.

– Знаешь, Поль, это Йорг решил оказать нам услугу: взял с собой звукоустановку с записями траурной музыки. Никто об этом не подумал – один он: стоял возле нее, пока я не заметил. Он включил Реквием Моцарта, – только те его части, что усиливают грусть и отчаяние: Requiem и Lacrimosa, Слёзная. Пусть же теперь весть о беременности Лейли прозвучит для него как Dies irae, День гнева. – Он нагнулся и, сорвав какую-то былинку, начал растирать её пальцами.

Рита вышла из-за дерева.

– А, Риточка! – Дан улыбнулся и протянул ей травку – она почувствовала запах полыни. – А ты молодец! Как крикнула: “Прест сбежал!” Мне аж не по себе стало.

– Да, удивительно: получилось! А ведь когда Лейли привела тебя, я не верил, что у тебя что-нибудь получится. Каюсь!

– Когда – стало получаться?

– После той ночи – когда мы были с тобой у них.

– Значит, теперь ты мной доволен?

– О, да! Если бы ты была моей аспиранткой, я бы представил тебя к защите. мЧестное слово! Я готов с тобой ещё раз погибнуть в лавине. – Поль взял её за руку, но она мягко отстранилась.

– Пойдем обратно.

– Да, действительно! Ведь уже и расходиться пора.

... Так говорить или не говорить Милану? Новостей не меньше, чем было в первый раз, и не менее важные. А ей почему-то не хочется ничего им говорить.

Особенно Йоргу. Что он может предпринять? Против Лейли. Против Дана, который так смотрел на свою дочь, что невозможно забыть. Dies irae – День Гнева: да, так прозвучит для Йорга весть о беременности Лейли. Эта мысль вызвала удовлетворение.

Пусть узнает! Она сама скажет. Это поможет не потерять его доверие: тогда она вовремя сумеет узнать, если они задумают как-нибудь навредить Лейли – и успеет помешать, не дать сделать.

И она вызвала Милана.

– Поздравляю! С такими талантами, как ваши, даже подобный бред становится занимательным.

– Есть новость.

– Да? – он сразу насторожился.

Сообщила ему о Лейли. Внутренне усмехнулась, видя, как он сразу стал бледнеть.

– Ждать тебя?

– Нет. Сама понимаешь, мне сейчас не до этого.

О Еве и Ли она не сказала ни слова.

Постановка “Бранда” сделала свое дело: пробудила широкий интерес и вызвала разговоры о смысле жизни, об ушедших явлениях – материнстве, семье. Сравнивали былое с нынешним. В разговорах мешали имена персонажей Ибсена и живых современников: Бранда и Дана, Агнес и Эи. В этих условиях идеи Лала, шедшие от тех, кто слышал о них от Дана, встречали повышенный интерес и распространялись дальше: с ними знакомилось всё больше людей.

Нельзя было ещё сказать, что идеи эти сразу встретили понимание – существующее положение неполноценных подавляющему большинству казалось совершенно естественным: каждый должен делать то, что может. Интересы человечества в целом – прежде всего! И тогда, когда оно билось в поисках выхода из кризиса, и сейчас: отказ от использования неполноценных лишь создаст излишние, к тому же – совершенно неоправданные трудности.

Ответная критика новых идей была тщательно аргументирована и большинству казалась убедительной. Отпор носил характер заранее организованного дела – Дан это видел ясно: Йорг и иже с ним не теряли время даром.

Однако остановить совсем распространение идей Лала они не могли. И хотя о появлении сторонников этих идей говорить было ещё рано, многие познакомились с ними. Пока – только познакомились: узнали то, чем совсем не интересовались раньше, о чем почти не имели и представления. По сравнению со временем, когда самого Лала не хотели даже слушать, это было немало.

Но выступления обеих сторон не использовали средства всемирной информации. Дан считал это ещё преждевременным, – его противники не желали, как и раньше, привлекать излишнее внимание к социальным вопросам, стараясь по возможности загасить обсуждения и споры. Кое-что им, действительно, удалось: по истечении некоторого времени интерес к новым идеям начал ослабевать.