Шрифт:
Как только я уснул, меня разбудил шум внизу. Я резко поднялся, посильнее укутал сына в одеяло, накинул халат и медленно спустился вниз. Склад был пуст, а странный шум доносился снаружи. Когда я распахнул дверь, то увидел Надира. Он стоял с красными щеками, одетый как эскимос, и расчищал дорожку от снега.
– Черт бы тебя побрал, перс, я думал, что меня грабят, - проворчал я.
Услышав мой голос, он поднял голову и улыбнулся мне:
– Прости, Эрик, я не хотел тебя разбудить.
– Трудно уснуть, когда у тебя под окнами скребут лопатой. Что ты делаешь? Я не просил тебя расчищать мою дорожку, я не инвалид, могу и сам о себе позаботиться.
– Эх, Эрик, ты никогда не бываешь благодарен. Я просто хочу помочь тебе, у тебя и так болят ноги, а я не хочу, чтобы ты поскользнулся и размозжил себе череп о лед.
– Тебе не о чем беспокоиться, я сам в состоянии…
– Да ну?
– усмехнулся Надир, прервав меня.
– Ну, давай, я хочу на это посмотреть.
Да, я был слаб для того, чтобы откидывать снег, поэтому лишь покачал головой:
– Я не собираюсь ничего доказывать, нужно будет - расчищу снег без чьей-либо помощи.
– Что ж, как хочешь, - с ухмылкой произнес довольный перс.
– Может, любезно пригласишь меня в дом погреться?
Я закатил глаза, снова пораженный его наглостью, однако пропустил его внутрь, сказав:
– Да, проходи, - и отошел в сторону.
– Благодарю.
– Может, ты соизволишь отряхнуть ботинки от снега? Здесь сейчас все будет в воде, я не хочу, чтобы мой сын наступил в эту лужу.
– Ты так придирчив! – фыркнул перс, а я невольно улыбнулся – кто-кто, а он всегда мог поднять мне настроение.
Перс опустился на диванчик, что стоял на первом этаже, я заварил чай и, протянув одну из кружек Надиру, сел рядом.
– Спасибо, Эрик. Я сегодня прогулялся до почты… И тебе письмо.
Я чуть не выронил кружку, когда он это сказал. Кристин! Это точно от нее, я не сомневался. Когда друг протянул мне конверт, я жадно ухватился за него и сразу взглянул на адресата. Да, это от нее. Мгновение, и пустой конверт уже валялся на полу, а я с упоением и радостью читал строчки написанного ею письма.
«Дорогой Эрик,
Мой ответ - да! Я люблю тебя больше всего на свете, как я могу ответить отказом? Ведь это то, о чем я мечтала долгие годы. Кольцо замечательное, я никогда не буду его снимать. Когда вы уже приедете ко мне? Единственным развлечением тут являются вылазки в город за покупками. Здесь так скучно.
Иногда я сажусь на скамейку, что стоит на заднем дворе, и смотрю на соседнюю ферму. Эти соседи такие странные люди, они одеваются во все темное. Вот я когда надену свои красочные платьица и пройдусь по улице - они так на меня смотрят… Прошу вас, приезжайте скорее ко мне, я так за вами скучаю!
Твоя Кристин»
– Ну, пишет что-нибудь интересное?
– поинтересовался перс, допивая чай.
– Пишет, что скучает, - вздохнул я, сворачивая письмо. Сердце кровью обливается, хочется все бросить и ехать к ней…
– Да, там абсолютно нечем заняться, даже хорошей компании нет. Сидишь там один на один, с ума сойти можно. Зато когда вы наконец-таки воссоединитесь…
– Папа?
Я обернулся, услышав сонный голос Густава. Ребенок стоял посреди лестницы.
– Ах, «Мистер Эрик – младший» - усмехнулся перс.
– Как дела, малыш?
– Я голоден… – насупился мальчик.
– Очень голоден.
Ребенок спустился вниз, бросил взгляд в окно и вскрикнул:
– Как много снега выпало за ночь! Да он и сейчас идет… Папа, давай слепим снеговика, пожалуйста!
Перс улыбнулся и поднялся на ноги:
– Ну, я вас оставлю. Приходите сегодня вечером на ужин. Алиша постряпает пирог с яблоками, к тому же Кори очень соскучился по Густаву.
– Мы придем, - я пожал плечами и посмотрел на сына, - если удастся оттащить Густава от снега.
– Удачи!
– Иди и одевайся потеплее, сходим в булочную, а потом слепим снеговика, - приказал я сыну.
Я хмуро наблюдал, как сын натягивал шапку. Я ненавидел снег. Когда я был ребенком, мать наказывала меня: просто выставляла за дверь босиком под снегопад и не впускала несколько часов. Это была пытка, поэтому даже сейчас снег наводил на меня ужас. Мы вышли из дома. Я закрывал дверь на ключ, а когда повернулся, то мне в лицо влетел здоровенный ком снега, а потом донесся заливистый смех сына.