– Это что еще за фигня?
– тут же напустилась рыжая на застывшего в ужасе старого слугу, - Тебя где учили фуршет накрывать, в блокадном Ленинграде?

У несчастного сделалось такое лицо, будто он вот-вот рухнет без чувств.

– Ах, милая сестра, прояви же милосердие! Северные земли суровы и не балуют изобилием фруктов, особенно среди зимы,- проворковала я самым нежным голосом, на который только была способна.

Пинок, которым я ее наградила под столом, нежным не был, но, видят предки, она его заслужила. Мы здесь не для того, чтобы пугать чужих слуг.

– Прекрасная госпожа так добра!
– Раздался знакомый тонкий голосок. - Этот недостойный посмел вас огорчить? Ах, ну что за возмутительное невежество! Разве в нашей глуши найдешь достойного слугу? Уверяю вас, госпожа, я тотчас же, своими собственными руками... только скажите! Одно словечко, госпожа, и все тотчас будет исполнено!

Господин казначей, во всем своем птичьем великолепии, почтительно застыл у двери, будто не смея войти в собственную комнату. И это вместо того, чтобы вытолкать наглых самозванок взашей? Да что тут вообще происходит?

Тут в потоке бессвязных извинений выдался просвет, куда я и вклинилась:

– Ну что вы, не нужно никого наказывать! Мысль о том, что этот добрый человек пострадал из-за пустой прихоти разобьет нежное сердце моей доброй сестры. Не так ли, дорогая сестрица?

– Пофигу. В смысле, как скажешь, - обиженно буркнула та, потирая ушибленную моим сапогом лодыжку.
– Я вообще молчу.

– Простите мою торопливость, - перешла я к самому важному, - но оставим обмен любезностями и поговорим о деле. Неполную луну назад я и мои спутники оставили вам троих лошадей. Уверена, они пребывают в добром здравии и мы сможем их забрать. Прямо сейчас.

По лицу господина Воробья пробежала гримаса, будто его кишечные колики одолели, но тут же сменилась прежней угодливой улыбочкой:

– Могу ли я предложить вам вина, прекрасная госпожа? Ах, до чего же вкусное это вино! Умоляю, попробуйте хотя бы глоточек!

Надо же, умоляет он! А в прошлый раз мне в этом доме даже сырой воды не дали, хоть я и просила. Что, старый сыч, сонного зелья туда намешал? Или похуже чего?

– Вы очень добры, - я решительно поднялась и сделала рыжей знак сделать то же самое.
– Сейчас мы очень торопимся, но в следующий раз всенепременно угостимся.

– Как пожелаете, прекрасная госпожа, как пожелаете, - закивал господин Сыч, но с места так и не сдвинулся. Так и стоял в дверях - ни обойти, ни перепрыгнуть.

– Тогда, быть может, вас не затруднит дать нам пройти?
– закинула пробный камешек я, уже всерьез примериваясь к кувшину.

Выглядел он достаточно тяжелым, чтобы им можно было оглушить, но на грохот слуги сбегутся и что тогда? От всех сразу, пожалуй, не отобьемся.

– Как прикажете, госпожа. Как прикажете, - опять закивал наш не в меру гостеприимный хозяин, и вид у него был такой, что сразу понятно стало: костьми ляжет, а с места не сдвинется.

Ну ладно, сам напросился!

– Рыжая, а ну замри, -скомандовала я.
– У тебя здоровенный паук на ноге. Вроде, не ядовитый, но мало ли.

– Ну вот, опять ты мной помыка....
– возмутилась было моя недалекая сестрица.

И тут до нее дошло.

– Уииииииииииииии!
– завизжала она, взлетая на столик.

Я едва успела подхватить за узкое горлышко наше единственное оружие прежде, чем оно вдребезги разлетелось об пол.

Надо признать, визжала она великолепно. Господин казначей застыл, как громом пораженный, и, похоже, не замечал, как я крадусь к нему вдоль стены, но вдруг дверь отлетела к стене, едва не сбив меня с ног, и в комнате сразу стало тесно от крепких парней в неприметных темных плащах.

– Господин Колльбейн, мое почтение, - лениво протянул из-за широких спин незнакомый мужской голос.
– И моя искренняя благодарность в придачу. Надеюсь, наши лошади готовы? Почему бы вам, любезный, лично в этом не убедиться? Ну же, не стойте так. Идите. Не смею вас задерживать.

Это кто же тут у нас такой наглый почтенного господина из его же дома отослал, будто мальчишку-посыльного?

Так сразу и не понять. Одет он был дорого, но неброско, по-дорожному. Не молодой, высокий, слегка плешивый и, сразу видно, до крайности желчный. И еще, я определенно уже где-то видела этот тонкогубый рот, чуть перекошенный на правую сторону.

– Мое почтение высокородным госпожам!
– поприветствовал он нас, вот только сказано это было так, что сразу становилось понятно: никакого почтения мы от него до самой смерти не дождемся.
– Мое имя Вемунд, и я удостоен чести служить личным посланником Его Императорского Величества для особо важных поручений. Здесь и сейчас мне предстоит исполнить высочайший приказ отыскать вас и лично доставить во дворец.

– И кто же, по-вашему, мы такие?
– подозрительно спросила я.

Если это все-таки недоразумение, то лучше сразу все прояснить.