И что-то такое было в его глазах, что я сразу поняла: это не пустые угрозы.

Поиграть, значит, хочешь, упыриная твоя морда? Ну, держись!

– Только если позволишь мне смотреть, - скалюсь в ответ, хоть внутри все леденеет от ужаса.
– Еще никто не прерывал свой род ради меня. Ты же не думал, что кровь от крови Эгиля Бесплодного подарит тебе наследника? И не тешь себя пустой надеждой, будто я позволю какой-нибудь шлюхе прижить от тебя ублюдка. Этого не будет. Рано или поздно, я узнаю и тогда...

Предки, что я несу? И почему этот ненормальный смотрит на меня так, будто в жизни ничего приятнее не слышал?

– Скажи, что ты сделаешь, -голос его срывается, а пальцы на моей руке лихорадочно дрожат.
– Что ты сделаешь с этой грязной тварью?

– Выпотрошу, - шепчу, едва сдерживая тошноту.
– Голыми руками.

– Только если позволишь мне смотреть, -смеется это чудовище, а потом вдруг вскакивает на ноги и сгребает меня с постели вместе с покрывалом.

– Хочу тебе кое-что подарить, - сообщил он радостно.
– Тебе понравится. Только закрой глаза и не открывай, пока не скажу, или мне придется их завязать.

Вместо ответа, я выпростала руку и натянула угол покрывала на голову, чем заслужила одобрительный смешок. И только тогда позволила себе перестать улыбаться.

Нес он меня долго, но я не решилась нарушить запрет и выглянуть из-под плотной, расшитой изысканным узором ткани. Глупо злить такого, как Мьядорм без веской на то причины. К тому же, чтобы отслеживать путь мне глаза не так уж и нужны. Вполне хватало звуков, запахов и того особого чувства направления, что есть у любого стоящего проводника.

Короткий коридор, винтовая лестница, заполненный людьми большой зал, потом кухня и снова лестница, ведущая вниз, где холодно, сыро и затхло. Подвал. Этот идиот притащил меня в подвал. Да уж, мне точно понравится.

– Не шевелись, -раздалось возле самого уха, и я стиснула зубы, удерживая испуганный всхлип.
– Я сейчас.

И в следующий момент меня сгрузили на что-то жесткое, скрипнувшее под моим весом. Рядом зазвенело железо, взвизгнули несмазанные петли, а потом раздался глухой удар и короткий, сдавленный писк, будто кто-то походя пнул крысу.

– Все, можно смотреть, - разрешил наконец Мьядорм и я послушно стянула с головы покрывало.

Прямо перед моим носом качалась на длинном кожаном шнурке небольшая квадратная пластина, тускло поблескивая в неверном свете факела. И мне даже не надо было напрягать глаза, чтобы различить вытравленный на ней знак: три волнистые линии, круг и наконечник копья, направленный вверх.

Он что, издевается?

– Ты бы видела сейчас свое лицо, -рассмеялся этот гад и разжал кулак, уронив медальон мне на колени.
– Знаю-знаю, это просто железка, к тому же на редкость уродливая. Просто хотел убедиться, что маленькая глупышка Дотта ничего не напутала. И не волнуйся, - тут он понизил голос до липкого, вкрадчивого шепота, -мне нравятся шрамы.

– Тогда тебе повезло, - буркнула я, закатывая глаза, - потому что у меня их предостаточно. Кстати, те, что на спине, слегка напоминают знак перекрестка. Подаришь мне кольцо с таким рисунком?

К тому моменту мне уже стало все равно, рассердится этот сумасшедший, или нет. Трудно думать о чьих-то там чувствах, когда твои босые ноги потихоньку превращаются в ледышки на каменном полу.

Только Мьядорм даже не думал сердится. Вместо этого он вдруг расхохотался, легко и радостно, как мальчишка. На мгновение мне даже показалось, что все это просто неудачная шутка. Человек с таким смехом не может быть чудовищем.

Глупая, пустая надежда.

– Есть мысль получше, - выдохнул он, утирая выступившие слезы.
– Мы отправимся к Мастеру золотой гильдии и ты сама выберешь все, что только пожелаешь, а потом... потом мой нож повторит этот узор на твоей чудесной коже.

Ну вот, дошутилась. С него, пожалуй, станется.

– Но сначала я подарю тебе кое-что другое, - обрадовал меня этот не в меру щедрый господин и шагнул в сторону, открывая мне вид на лежащее у дальней стены подвала человеческое тело.
– Подойди ближе, не бойся. Он не кусается. Ему нечем.

Я открыла была рот, чтобы сказать, куда он может отправляться с такими подарками, но почему-то не смогла издать ни звука.

Бледное тело, скорчившееся на холодных камнях, зашевелилось, будто просыпаясь. Повернуло ко мне то, что осталось от лица -страшное, бесформенное багрово-черное пятно, на котором и глаз-то видно не было.

И все, что было мной рассыпалось на кусочки. Осталась только боль. Привычная. Бесконечное море слепящей, выворачивающей наизнанку боли, которое было всегда. Такова высшая милость великого Отца, Бюйук Этием рахмети.