Бросаюсь к своему рюкзаку, роясь, помню, что точно кидала туда что-то из одежды. С облегчением и сваливающимся с сердца камнем вытаскиваю клетчатую чёрно-белую рубашку, тут же переодеваясь. Так лучше. Встаю перед зеркалом и верчусь, недовольно хмурясь. Пытаюсь придумать, что же сделать с джинсами, но, по всей видимости, пока придётся потерпеть неудобство в виде пореза на светлой ткани.

Несколько задумываюсь, кусаю нижнюю губу, оттягиваю пальцем грубую неровную кожу, смотря перед собой. Взгляд просто в никуда. А, может, в себя?

Заглядываю в маленький мирок, выстроенный непосильным трудом после нескольких взрывов в разных местах. Обломки и руины до сих пор впиваются в орган, гоняющий по венам кровь, болезненно, неприятно, просто мерзко, что хочется чесать кожу, раздирать до сочащейся жидкости.

Осматриваюсь внимательнее. В комнате не так уж и просторно, как ранее казалось. Компьютеры и большие экраны выделили для себя неплохое место, довольно большое, пару раз, идя сюда, даже услышала, что здесь у парня абсолютно другая вселенная. К нему приходят очень часто, чтобы почувствовать себя нормальным подростком, обычно время которого и занимают игры.

Опускаю взгляд на перебинтованную ногу. Поджимаю губу, обида колет в носу тысячами тончайших иголок. Нет, серьёзно, Лука не знает меня, зато прекрасно понял как воткнуть парочку ножей в мою спину. Чувствую сонливость, глаза щиплет, отчего ещё больше хмурюсь.

Нет, пожалуйста, солнце ещё к горизонту не подошло, а силы практически на исходе. Всё равно пропущу обед, если не забуду и про ужин.

Осторожно, на носочках, словно здесь есть парень, подбираюсь к кровати и падаю от усталости на мягкую поверхность, что принимает с распростёртыми объятиями, как и крепкий сон, готовый восстановить использованные запасы бодрости.

Почему-то кажется, что в этом лагере я не выживу.

***

Просыпаюсь с огромным трудом. Кто-то трясёт меня за плечи, грубо. Щурюсь сквозь слипшиеся от слёз веки, тру их кулаками, продолжая терпеть эту встряску, что-то мычу, сама различить не могу, мотаю головой, которая стала слишком тяжелой и начинает кружиться до безумия сильно.

Еле-еле открываю глаза, встречаясь со светло-голубыми безднами, что так и хочется оттолкнуть и кинуть на дно океана. Дёргаюсь, вжимаюсь в кровать, стараясь слиться с ней. Но бесполезно. Этот придурок достанет меня из-под земли, если захочет. И это очень неприятно осознавать. Чешу затылок, приподнимаясь на локтях, продолжаю щуриться, ибо закатные лучи солнца врезаются в зрачки, уменьшая их. Чувствую себя до сих пор подавленной и сонной, бодрость ушла напрочь из моей жизни при рождении.

Хмыкаю, ведь парень стоит возле меня, расставив руки по бокам, насупив брови, недовольно смотрит, в то время как я лениво потягиваюсь, перекатываясь на вторую половину кровати, издавая непонятные звуки. Иногда хочется побыть ребёнком, разве нет?

Смеюсь с этой гримасы, действительно, фотографирую глазами и запоминаю этот образ, чтобы в любой непонятной ситуации просто показаться странной, засмеяться так заливисто, как смогу. Это мой выход.

Хорошее настроение занимает нужную полочку в моей голове, пока старательно встаю с кровати, падая обратно на пятую точку, ведь не удерживаю равновесие из-за головокружения. Ну, ничего, стоит только поужинать и всё будет в порядке.

– Ты так и не пришла на тренировку. – этот голос, эта интонация вызывает во мне вулканы ярости, когда просто хочется пробить грудную клетку, обхватить пальцами пульсирующее сердце и с хладнокровием вырвать, позволяя увидеть всё ещё бьющийся орган. Улыбаться, жутко, безумно, чтобы было страшно, чтобы дрожь пробиралась в самые укромные уголки, разбивала все мечты вдребезги, рушила планы и цели на будущее, потому что впереди лишь тьма.

– Наверное, потому что я валялась в лазарете с порезами? – острю, накрываясь тонкой коркой льда, которую трудновато будет растопить. Доверилась, подумала, что он поможет, покажет здесь всё и научит быть такой же, как и все полубоги. Но, нет, точно получила жизненный урок и вновь закрылась от всех этих ухмылок и пронзительных взглядов голубых глаз.

Вытаскиваю из кармана джинс чёрную толстую резинку и собираю волосы в высокий хвост, мотнув головой. В глазах по-прежнему танцуют чёрные пятна, частично не вижу некоторые предметы, что не страшно. Всё-таки поднимаюсь на ноги и направляюсь к рюкзаку, из которого торчит обёртка шоколадного батончика, которым, как раз, и перекусываю, восстанавливая хотя бы малую часть сил, утекающих вместе с кровью, впитывающейся в белую сетчатую ткань.

– Значит, я зря простоял на поляне несколько часов, ожидая тебя? – дышит несколько тяжело, чем только больше пугает, кажется, и он на нервах. Из-за меня? Как забавно, но это действительно приятно. Теперь именно я доставила ему неудобства, ликую, победно улыбаюсь, всё ещё стоя спиной к блондину, который делает громкий шаг в мою сторону, опуская руки. Его кожа трётся об бронзовые доспехи, только потому и могу слышать каждое движение.

– Да, вероятнее всего. – бесстрастно отвечаю, опуская взгляд и поворачиваясь к нему. Обхожу, даже не посмотрев. Не интересны мне его эмоции, что с этого? Мне скакать вокруг парней, танцуя призыв? Он слишком самовлюблён, так что и внимания особого не достоин.

Едва касаюсь двери рукой, как чувствую ладонь на своём запястье, что сильно сжимает, больно, но не подаю виду. Зачем показывать ему свои слабости? Воспользуется же ими. Стискиваю зубы, ощущая звон в ушах. Давит на стенки черепа, бьёт по вискам барабанной дробью, словно тяжёлые капли воды падают на металлическую крышу дома. Пропускаю через нос воздух, выказывая своё раздражение, недовольство, да что угодно, любая причина, чтобы парень перестал ко мне прикасаться.