Я из тех людей, которых зовут паразитами и считают, что такие не живут своей жизнью, беря черты характера от каждого, кто им знаком, и, таким образом, выстраивая себя «особенного» и «выделяющегося». С этим могу поспорить, пусть и паразитирую, но мой характер был заложен в меня с малых лет, а выделяться с этим никому не хотелось бы. Неумение читать книги и писать на доске были моим ежедневным школьным проклятьем, как и смешки в мою сторону при неудачных попытках вновь стать нормальной. Проходя по коридорам различных школ, я прекрасно понимала, что я – неполноценная. И от этого развилась куча комплексов, а теперь я узнаю, что подобное – отличительная черта детей богов. Наш мозг заточен на древнегреческом, а синдром дефицита внимания и гиперактивности всего лишь задатки воина, которые нужно развивать. А что я делаю вместо этого? Правильно, показываю себя слабачкой.

Когда одетый Кастеллан наконец возвращается обратно, я замечаю его искусанные губы, а затем одёргиваю себя на мысли посмотреть в его глаза. Нет, Эфф, ты же не сошла с ума. Натягиваю рукава кофты на кисти посильнее, стараясь прогнать боль в рассечённом запястье, за которое всё ещё ненавижу блондина, хотя он это не специально. Наверное, внутри себя я знала, что толпа не отстанет без увечий, может, потому было так легко его простить. Что? Простить?

– Выглядишь дерьмово, - кидает мне парень, вытирая влажные от воды волосы. Серьёзно? Он решил помыть голову, когда через десять минут мы должны сидеть в автобусе? Тяжко вздыхаю, быстро закидывая в рюкзак телефон и блокнот с карандашом, на случай вдохновения, после чего тыкаю им в грудь Луки, хмуро наблюдая за тем, как растёт его ухмылка и как быстро угасает, стоит мне отвести взгляд.

– А ты выглядишь как куча навоза, по которой протоптались без сожаления. – огрызаюсь в ответ, толкая руками дверь и выходя на улицу. Утром воздух ещё холодный, ещё не согревшийся от лучей солнца. Уже жду тепла, чтобы вернуть кофту парню, и продолжить долгие прогулки в гордом одиночестве. На секунду прикрываю глаза, втягивая кислород через нос, а затем делаю пару шагов, оглядываясь. Так пусто и безлюдно, словно древнегреческое поселение, давно покинутое людьми. Такая тишина мне по душе. Тишина, в которой лишь пение птиц и шелест зелёных листьев деревьев. Щурюсь, смотря на небо, но от боли в глазах не могу сбежать, так что опускаю взгляд и иду по направлению к автобусу, слыша вскрики и возгласы. Не восторженные, не предвещающие поездку в крупный мегаполис.

Эти крики наполнены страхом, так что, посмотрев через плечо назад, ловлю обеспокоенный взгляд сына Гермеса и ускоряю шаг, вылетая на поляну засыпанную сухими иголками. Моё сердце замирает перед ударом, а дыхание само вырывается изо рта, превращаясь в испуганный вздох. Не делаю ни шага, потому что двигаться сейчас – безумие.

На меня смотрят тёмно-карие блестящие пуговки, а тихое рычание едва доносится до ушей через толстую пелену. Нельзя быть выше хищника, когда он близко, поэтому встаю на четвереньки, ведь животное находится слишком близко ко мне. Сердечная мышца слишком быстро сокращается, из-за чего боль в грудной клетке даёт о себе знать.

– Так, тихо, Эффи, веди себя естественно и не дёргайся, - шепчу сама себе, медленно сжимая ладони. Хвойные иголки впиваются в кожу, но не протыкают её, к счастью. Часто моргаю, готовясь сделать миллиметровый шаг назад, но медведь подходит ближе, а мой взгляд продолжает впиваться в маленькие пуговки.

Нельзя смотреть хищнику в глаза.

Я резко зажмуриваюсь, когда животное готовится в прыжку, и падаю на землю, закрыв голову руками. Тяжело дышу и носом, и ртом, ощущая, что лёгкие вот-вот выпрыгнут из рёбер и зажгутся ярким пламенем, отобрав последние вздохи. Но удара не следует, как и адской боли, когда когти и зубы разрывают плоть на куски, желая добраться до самого заветного – внутренности.

Поднимаю голову с трудом, ибо перед глазами всё плывёт от солёных слёз, скатывающихся по щекам. Все застыли, будто время поставили на паузу, и смотрят на происходящее с неподдельным удивлением. Не могу даже посмотреть назад, дабы увидеть реакцию Кастеллана, ведь медведь пригнулся к земле, своеобразно кланяясь мне. С опаской отряхиваю руки от грязи и иголок, после чего поднимаюсь на ноги, ожидая нападение, которое не случится. Животное неподвижно склонилось, исподлобья смотря мне в глаза. Быстро вытираю лицо, пятясь назад, и врезаюсь в блондина, судорожно выдохнув.

– Не может быть такого! – восклицают полубоги, а я могу слышать отрывки их слов с огромными усилиями, ведь сосредоточилась на медведице, медленно поднявшейся на свои четыре конечности. Она что-то мычит и убегает прочь от лишних глаз, изредка останавливаясь и смотря на меня своими тёмными блестящими глазками.

Лука поворачивает меня к себе лицом, схватив за плечи, отчего дёргаюсь, стараясь вырваться. Внимательный и хмурый взгляд подёрнут изумлением и неверием в происходящее. Он точно понимает больше моего, поэтому вопросительно изгибаю брови, медленно отходя от шока встречи с диким медведем.

– Ты понимаешь, что твоя мать только что тебя признала? – тихо произносит он, сильнее сжимая пальцами мою кожу. Корчусь, понимая, что останутся синяки. Толкаю его в грудь, но хватка слишком крепкая.

– Дочь Артемиды, охренеть. – со смешком произносит блондин, а я пытаюсь вспомнить почему все так удивлены. Да потому что богиня охоты дала обет безбрачия и целомудрия. Бью себя по лбу, а от осознания всё внутри переворачивается, обрывая внутренности.

***

– Как ты посмела, Артемида? – гневный возглас возвышается над всем Олимпом, но никто не слышит самих слов. Все боги знают, что Зевс злится, но не знают почему. Даже самые приближенные, семья, не удостоены чести восседать на троне в зале и выслушивать то, как оправдывает себя девушка с пшеничными волосами, заплетёнными в косы. Её голубые глаза решительно наполнены отвагой и отрешённостью. Тем, что не дано другим.