–  Ты пьян?
– отшатнулась я от него. «Соглашайся хотя бы на рай в шалаше, если терем с дворцом кто-то занял!» Есть только один человек, ради которого я готова согласиться на шалашик. Но боюсь, что шалашик его не устроит. Он скорее убьет, украдет, обманет, но его семья никогда не узнает страшного слова «нужда».

–  Вовсе нет! Я не пьян!
– пылко заявил философ, вставая между мной и столом, - Я не могу смотреть на то, как ты все дальше и дальше падаешь в пропасть... Я хочу дать тебе новую жизнь. Я готов быть таким, каким ты меня хочешь видеть... Я дам тебе настоящую любовь, которую ты заслуживаешь! Он не любит тебя, так как люблю тебя я. Я хочу вырвать тебя из его лап, снять колдовское наваждение...

–  Ленс, - вздохнула я, понимая, что этот пыл мне явно не нравится, - Я скажу тебе вот что... Я не люблю тебя. Прости, но я действительно не люблю тебя. Ни за какие деньги я не соглашусь быть с тобой... Пойми же это... Он действительно мне очень дорог. Я готова пойти за ним хоть на край света и терпеть все тяготы нищеты. Знаешь почему? Потому что я уверена в нем. В каждом его жесте, в каждом взгляде, в каждом слове. Рядом с ним я чувствую себя защищенной. Где бы я ни была... Знаешь, правильно говорят. Сердцу не прикажешь. Я не могу приказать сердцу полюбить тебя. Потому, что оно принадлежит ему.

–  Ну что ж...
– вздохнул Ленс, протягивая мне мой кубок, - Значит, выпьем за любовь. За два разбитых сердца. Ты разбила мое сердце отказом, а я молюсь, чтобы он не разбил его тебе...

Я вздохнула и сделала большой глоток.

Через минут десять все вокруг поплыло перед глазами. Весь шум стал сливаться в единый гул. Я глупо улыбалась, стараясь не подать виду, что чувствую себя неважно. Нечего было пить крепкое вино натощак! Может быть, я сильно разволновалась? Гул усиливался, перед глазами все стало расплываться. Я встала, пошатнулась и сделала несколько шагов в сторону коридора, в надежде, что свежий воздух немного отрезвит меня.

–  Ты как себя чувствуешь?
– обеспокоенно спросил дядя, - Может быть мне сопроводить тебя в твои покои, моя дорогая?

–  Нет, спасибо...
– ответила я, вслушиваясь в свои слова. Такое ощущение, словно они доносились откуда-то издалека, и говорила их вовсе не я. Я не узнавала своего голоса.

Я прошла вдоль стены и дошла до балкона. До балюстрады оставалось каких-то несколько шагов, но я почувствовала, что силы мне изменяют, и упала на снег. Закашлявшись так, словно вчера меня отпустили из тубдиспансера попрощаться с родными, я сжалась в комок, пытаясь понять, что со мной происходит...

–  Ленс меня отравил...
– пронеслась странная мысль в голове, - Не может быть... Я его отвергла, а он меня отравил...

Я услышала шаги. Меня взяли на руки и понесли в сторону моих покоев, положив на кровать и укрыв одеялом.

–  Не переживай, моя дорогая. Ты не умрешь... Сейчас все пройдет... Полежи несколько минут... Сейчас я дам тебе выпить противоядие и через час ты даже не вспомнишь об этом прискорбном инциденте. Зато сегодня ты увидишь лицо истиной добродетели и узнаешь кое-что презабавное, - а лице демона блуждала коварная улыбка.

Я выпила то, что мне влили в рот, почувствовав себя заметно лучше. Через десять минут в голове прояснилось. Я сумела сесть в кровати, подложив подушку под спину.

–  Нет, дорогая моя. Будь так любезна, поумирать еще немного, - усмехнулся дядя,

–  Только я тебя умоляю... Не переигрывай. Ты готова, дорогая моя?

Я снова сползла на подушке и стала корчиться в «предсмертных муках», периодически надрывно кашляя.

–  Дорогая моя. Ты прирожденная актриса. А сейчас у нас вторая часть нашего представления!
– с хищной улыбкой сказал дядя, выходя за дверь.

Через минут десять я услышала жестокий голос:

–  Где его нашли?

–  Он пытался сесть на коня и ускакать, но стражники не открыли ворота, подчиняясь вашему приказу... Точнее, приказу Принцессы. Мы его задержали...

–  Тащите его сюда! Пусть полюбуется результатами своей доброты!

Дверь со скрипом открылась, и я поняла, что умирать мне придется еще усерднее. Дядя втащил Пенса внутрь и закрыл дверь. Я стонала, словно звезда фильмов для взрослых, хватаясь то за живот, то за горло, надрывно кашляя.

–  Милая, - прошептал дядя, становясь на колени рядом с моей кроватью, - Я здесь. Все будет хорошо... Прошу тебя, милая, не умирай... Я не переживу твоей смерти... Не покидай меня, родная...

Он взял мою руку и приложил к своей щеке. Я чуть не рассмеялась, но вместо этого закашлялась и продолжила стонать, глядя из полуприкрытых век на всю эту картину.

–  Это - твоих рук дело, щенок!
– заорал демон, резко вставая с колен и хватая Ленса за шкирку.

–  Я не знаю о чем вы! Пустите меня! Я ни в чем не виноват!
– возмутился философ, стараясь не смотреть в мою сторону.