Шрифт:
– Это неприемлемо, - сухо добавил отчим, заставив забыть на мгновение о надвигающихся проблемах.
Непонятно, что моя достаточно красивая и еще молодая мать нашла в этом хлюпике четырнадцать лет назад. Весь такой нескладный, роста ниже среднего, лысый и в очках.
Таким жить в обнимку с компьютером, а не чужих матерей охаживать. И еще думал, что поучать имеет право!
– Мне... мне нужно было время, чтобы подумать, - я не хотела провоцировать ссору, но и оставлять за ними последнее слово нельзя.
Но даже тактичность, или как ее там, не помогла....
– И как?! Подумала?!
– сорвать мать.
– О чем?
– с неподдельным интересом спросил Максим, пытаясь сгладить ситуацию.
Теперь я поняла, зачем он был здесь. Родичи хотели смягчить удар для себя и для меня. Что ж... не вышло.
– Обо всем... о том, как все вокруг неправильно.
Любая откровенность с матерью и отчимом бесполезна. Они просто неспособны на спокойный разговор, не видят дальше собственного носа и не хотят считаться с чужим мнением. Максим для них был идеальный ребенок, послушный, делал все, что велели, и не делал того, что строго запрещали. И вырастет безынициативным дебилом, таким же, как Миша.
– Мне бы быть таким же мудрым в твои двадцать, Ольга, - ехидно усмехнулся отчим.
– Если все вокруг тебя неправильно, то ты, значит, прекрасно знаешь, как надо, не так ли?
Я ненавидела эту его манеру иронизировать, кормить окружающих противным сарказмом, да и вообще вести себя как самый умный в комнате. То, что он кандидат наук, ничего не значило. Работает преподом по черчению, хотя мог стать архитектором или кем еще, но уже раз пять рассказывал нудную историю про то, как в тяжелые девяностые не вышло у него ничего... чушь собачья, будь он мужчиной, то добился бы. Все его поступки только подтверждали каждую мою мысль с первого дня его знакомства с матерью.
– Не знаю, - огрызнулась я.
– Но просто так сидеть и радоваться может только слепой или дурак...
Весь мат при родичах из меня давно выбили, да и не хотелось при братце материться, пусть лучше с улицы хватает, если уже не нахватался.
– Ольга!
– мать вскочила со стула, в последнее время она совсем стала нервная, да и отчим под стать, хоть и прячется за маской спокойствия.
– Мы каждый день...
Тут уже вскочила я, очередную нотацию "про каждый день, что они жертвуют ради меня".
– Мы каждый день живем как какие-то неполноценные! Посмотрите вокруг! Ремонта не было двадцать лет, вся квартира разваливается, как какой-то бомжатник! Всю жизнь свою: вечером пришли и уткнулись в телек!
– мне стоило остановиться, но тут меня прорвало.
– Только бабушка с дедушкой действительно понимали, как жить, как стремиться к чему-то! А вы все на своих работах, которые приносят вам гроши! И вы трясетесь за это место всю жизнь и скулите чуть что, если жизнь вас пинает! Не вам! Меня! Учить!
Пальцы сжали деревянный стол так, что тот натужно заскрипел. В глазах на мгновение помутнело, казалось, что вот-вот хлынут слезы. Но их не было. Зато мать отшатнулась и начала креститься.
Максимка же сидел, понурившись, весь дрожа. Он привык к крикам, но обычно старался сбежать в другую комнату. Я уже почти готова была склониться над ним, обнять... прошептать, что все хорошо, и что сожаленю...
И тут отчим влил последнюю каплю. Им стоило оставить меня прямо здесь, в апатии и жалости к себе. Но разве они могли когда-нибудь понять, что стоит остановиться?..
Никогда еще не приходилось видеть, чтобы мягкий и жалкий отчим побагровел и встал так, что стул за ним с грохотом опустился на деревянный обшарпанный пол.
Я приготовилась защищаться, пусть и не чувствовала угрозы от того, кто был ниже меня на пять сантиметров.
– Да как ты... ты не смеешь!
– он почти плакал, но так и остался стоять, сжимая и разжимая кулаки.
– Я вас нашел, когда вы прибыли в этот город! Одни, почти без денег! Приютил у себя, пока мы не купили эту квартиру, которая тебе столь отвратительна! Я всегда старался относиться к тебе как к дочери, но тебе всегда было мало!
– здесь отчим сорвался на визг, и все зачатки жалости как ветром сдуло.
Мать так и стояла у стены, бледная как мел, не в силах вымолвить ни слова. Мне даже стало страшно, как бы у нее с сердцем чего не случилось...
– У тебя было тяжелое детство, я все понимаю! Но, господи, неужели для тебя настоящий отец, которого ты уважаешь, это тот, кто бьет тебя и мать!
Я знала, что он бросил эту фразу наугад. Но впервые за все время так метко в цель...
Руки задрожали, а перед глазами вновь предстал образ желтых звериных глаз. Почему? Не знаю... но как же отчим оказался прав....