Неожиданно услышав тихий смешок, я всматриваюсь в ванную комнату. Пар начинает рассеиваться, и мне удается разглядеть крошечное тело Гвендолин, стоящей возле двери и наблюдающей за мной. Мое тело воспламеняется от одной мысли, что она подсматривала. Мир рушится, а ярость накапливается в моей груди и просится на свободу. Оцепенев на пару секунд пред ее глазами, я вдруг опомнился, и резко схватив полотенце, живо обмотался им. С каждой секундой мои мысли пополнялись ругательствами, которые я боюсь выплеснуть на Гвен. Сдержанность - вот что нужно оттачивать. Этим я и займусь. Может быть. Но не сегодня.

– Ты с ума сошла?!
– кричу я на девчонку, чья ехидная улыбка окончательно разбудила во мне зверя.
– Что ты себе позволяешь?! Маленькая дрянь!

Я дивлюсь самому себе. Мои чувства к этой шмакодявке весьма необычны. Такое ощущение, будто поставили на максимум все, что только можно: ярость, любовь, сострадание. И стоит лишь чиркнуть спичкой по коробку, как костер перевоплощается в огромный пожар.

– Ты тоже заходил ко мне!
– возмущается она, меняя выражение своего лица. Теперь оно более серьезное.
– И сам сказал, что мне нечем похвастаться, а проигравший не вправе судить победителя.

Я издаю громкий смешок и забираю мокрые волосы за спину, убрав локоны с лица. Гвендолин смотрит на меня серьезно, почти осознанно и понимающе. В ее глазах я вижу долю сострадания, но не ко мне, а к себе. Жалеет себя, чувствует, что на нее повысили голос. Маленькая паршивка, ничего другого о ней я сказать не могу. По крайней мере, сейчас. У Гвендолин уже давно должна была сформироваться осознанность, свойственная ее возрасту. Но пока что, я наблюдаю осознанность, как у пятилетнего дитя, выросшего в диких условиях. Никакого воспитания, никакой скромности, никакого уважения. Она спала. Спала, черт бы ее побрал! И не должна была тащить сюда свою задницу, ремень которой давно не касался. Но и я тоже хорош: не запер дверь. Всего этого можно было бы и избежать, если бы я закрылся. Но мысли о Гвендолин не дали мне адекватно мыслить, потому я пропустил этот ход. Да, виновата она.

– Победителя, значит?
– понижаю тон, закрепив полотенце на своем торсе.

– Ты старше меня, - она невольно зевает, это перебивает ее.
– А титьки не выросли. Почти. А другое ты спрятал, значит, тоже что-то маленькое.

Тяжело выдохнув, я хватаю свою одежду, валявшуюся на шкафчике, и, оттолкнув Гвендолин, покидаю парную комнату. Прохладный воздух заброшенной квартиры прокатился по моему телу так, что появились еле заметные мурашки. Крепко сжав кулак, я свернул в свою комнату и захлопнул дверь. На этот раз законы этих стен нарушил я. Родители запрещали хлопать дверьми, небрежно обращаться с вещами, халатно относиться к технике. Но сейчас меня это абсолютно не волнует. Переодевшись, я разбираю кровать и смотрю на часы. Скоро утро. Долгожданное утро, господа. Утром я смогу избавиться от Гвендолин, тем самым, закрыв доступ всем чувствам, что сопровождали меня с момента сегодняшней встречи с этой девчонкой. Брякнувшись на кровать и полежав несколько минут, я начинаю успокаиваться. Нервы, как горячий напиток в морозилке, охладевают, а температура тела нормализуется. Но сама мысль о Гвен продолжает протекать горячей струей в моем сознании, в моей крови. Именно это и не дает мне покоя. Неважно, любовь это или ненависть. Важно, что само чувство наполнено невероятно яркими оттенками и самыми загадочными вкусами. Это чувство не ломает меня, это чувство будоражит мое сознание и мотивирует на что-то большее, чем я имею сейчас. Не знаю, как у вас, но для меня любовь всегда была мотивацией, а не источником для вдохновения. Я всегда считал, что если ты имеешь смелость любить кого-то, то ты просто обязан становиться лучше, чем сейчас. Хотя бы ради своего же избранника. Кому нужны неудачники, сидящие ровно на заднице? Верно. Никому. Мы ищем человека на всю жизнь, находим и понимаем, что это - любовь до гроба, но в итоге теряем страсть уже на следующий год. Почему же происходит такая неразбериха? Да, страсть исчезает, а любовь угасает. Но почему происходит именно так, а не по-другому, не так, как нам хотелось бы? Для меня истина проста. Мы влюбляемся и ставим твердую точку в истории нашей жизни. Многие люди, среди круга моих друзей и знакомых, играют свадьбы, оставляют после себя плод, а потом же разбегаются, как будто ничего не было вовсе. Глупо, странно, непонятно. Три слова, характеризующие такие отношения. Как по мне, необходимо совершенствоваться, меняться в лучшую сторону, иметь цель, которая будет руководить твоими поступками и желаниями. Ты останешься прежним, но в несколько ином облике.

Что касается меня, то когда-то я не знал некоторой истины, которая сейчас служит фонарем среди темных гор. Эта истина помогает мне поддержать себя, когда это необходимо. Но раньше бы я счел свои мысли безумными и странными. Потому-то и потерял свою страсть, что пришла на старт самой первой страстью среди всех страстей. Джиневра была для меня поводом для гордости, особенно в те моменты, когда нас приглашали на мероприятия. Для многих мужчин честь идти под руку с грациозной леди, имеющей при себе все достоинства, которым позавидовала бы каждая девушка с бульвара. Я был ограничен желаниями, я боялся, что если я изменюсь, - эта страсть уйдет, и все чувства исчезнут. Но со временем, после разлуки, я понял одну вещь: не нужно бояться будущего, издалека оно пугающе, ибо неизведанно. Но хлебнув новый вкус жизни, он становится родным.

От неожиданного стука в дверь я невысоко задираю голову. Для меня стук в дверь - удивление, поскольку стучаться - не в стиле моей маленькой капризницы. Но, тем не менее, дверь не заперта, а лишь закрыта. Стук в дверь мне очень хорошо знаком, а иначе и быть не может. Этот стук я слышал очень много раз, когда жил в квартире. Слышал от своих друзей, от родителей, от Джиневры. Не столь важно, от кого он. Сам звук будит во мне некоторые моменты и ситуации, от которых остались лишь тихие эхо, в форме тусклых воспоминаний. И все же, яркие моменты мне не забыть никогда. Они сохраняются в памяти, как старая фотография в давно забытом альбоме.

– Входи уже, - даю разрешение ей, ибо постепенно стук начал вызывать во мне раздражение (нужно сказать о том, что звук этот длился не три секунды, по традиции, а продолжался до тех пор, пока я не откликнулся).

Гвендолин открывает дверь и медленно ступает на ковер, располагающийся на полу моей спальни. Прикрывает за собой дверь и подходит к моей кровати. Если сейчас она снова заговорит о своих подсознательных домыслах, я просто не сдержусь и выставлю ее из своего логова. Она была в моей спальне очень много раз, но я не хочу, чтобы она продолжала расспрашивать меня о своем детстве.

– Слушай, - начинает она, - ты не обиделся на меня?

– Нет, - отвечаю я вполне спокойно, но в то же время твердо.

Гвендолин поправила футболку на своем теле, которую я дал ей, и облегченно вздохнула. Я вопросительно одарил ее взглядом, тем самым, заставляя огласить причину своего визита. Ей нечего здесь делать, она должна спать. А я должен отдыхать. Вот вам одна из причин, почему она должна уйти.

– Я не могу заснуть. Всегда плохо спала, - произносит, почесывая свой нос тыльной стороной ладони.