Шрифт:
– Но, ведь Вещий...-заикнулся было Ульф, однако Свенальд, воздев длань остановил его.
– Хельгер, по велению Рюрика, был лишь пестуном у Ингвара. Правил, да не владел. То же и с Хельгой. Безродной чужеземке, будь она хоть трижды мудрой, нипочём бы не склонить упрямых кенугардцев, но в жилах её сына струится кровь Рюрика. Её терпят, меня же терпеть не станут. За седмицу я сяду в Кенугарде, а еще через седмицу буду, теряя воинов, прорубаться к причалам на Славутиче. К тем, где держу свои драккары. И удачею будет, коли к тому часу горожане их не спалят. Верно ли говорю, Спегги?
– В Кенугарде у тебя сыщутся сторонники,-откликнулся горбун.-Немного, но всё же. Быть может нам и удалось бы продержаться пару лун. А, за то время испросить союза у хазар, либо печенегов.
Свенальд рассмеялся невесело.
– Чего ж не у вольных ярлов? Те тоже откликнутся с охотою! От союза со степняками я вместо богатого Кенугарда получу во владение лишь мертвечину на пепелище, да растеряю тех немногих кому ныне люб.
– А, греки?-не унимался Ульф.
– Грекам нет нужды в сильном Кенугарде. Им надобен покорный Кенугард. К тому ж, Миклагард[64] давно не шлёт свои дружины в чужие пределы. Свои бы удержать. Нет, все мои союзники - мой меч, да моё золото. А, паче оных - мой разум. Иных нету.
– Так что же,-Свенальдович поник плечами.-Неужели и тебе, и мне, и внукам твоим до самого Рагнарёка быть слугами у кенугардских князей?!
– А, что ты присоветуешь, молодой ясень?-хитро прищурился воевода.
Ульф призадумался, да ненадолго. Видать прежде уж мыслил над тем, а ныне же, лишь вслух изрек прежние думы.
– Можно бы продать наши мечи базилевсу. Я слыхал, он не скуп на солиды для умелых воинов. Однако ж, тем мы только променяем коня на кобылу. Что князьям служить, что базилевсам, всё одно - служить. Нет, не годится.
Спегги кивнул согласно, Свенальд же криво ухмыльнулся. По всему видать, по сердцу пришлась старым воям разумная речь, и то не укрылось от Ульфа. Ободрённый, он аж приосанился и далее рек уже без робости.
– Ты сказал, отец, что в Кенугарде тебе не усидеть более двух седмиц. Пусть так. А, нам и единой не потребуется. Трёх ден будет довольно!
– Чего измыслил?-буркнул воевода.
– А, вот чего,-Ульф подался вперёд, разрумянился. Глядел же так, что чудилось будто в глазницах его не серые, да по обыкновению стылые очи, но тлеющие уголья.-Мы, всё же, накормим воронов мясом полянских ратников. И, в Кенугард войдём. Как свои войдём - никто не насторожится. Однако, на престол посягать не станем, но скоро вырежем тех дружинников, что Хельга оставила во граде. То не трудно будет - их ныне там менее, чем волос на голове у Спегги. Кенугард на ополчение уповает, да эти нам не помеха. Покуда они седалища с лавок да печей поднимут, мы возьмем княжью казну. Знать и купцов тоже острижём, как овец. Заберём твоё, отец, добро, и пока горожане не взялись за топоры, уйдём на драккарах!
Ульф перевёл дух а Свенальд, вновь нахмурившись, бросил взор на горбуна. Тот пожал равнодушно плечами, да вновь взявшись за свою поделку, молвил:
– Дерзко задумано. Говорят, однако, Отец Дружин любит смелых. Может сладится. Правда, на одних драккарах с богатой добычей не уйти, а кнорров у нас нет. Не пришлось бы брать на меч полянские ладьи, что стоят на Славутиче, или того лучше - дромоны[65] греческих, либо арапских купцов. Те за вёсла трэллов[66] сажают, нам не будет нужды отвлекать вольных гребцов. Вот только... куда же мы пойдём?
– Ага,-подал голос Свенальд.-Что скажешь, сын? Где нам, по твоему разумению, осушить вёсла?
– У берегов Готланда[67], отец! Ныне на всём полуночном побережье Эйстрасальта[68] вряд ли сыщется хоть один хирд, что мог бы сравниться с твоим. Богатством же ты и теперь превосходишь всякого вольного ярла, что уж говорить, коль скоро возьмём славную добычу в Кенугарде. Воины станут сражаться меж собой, за право вертеть вёсла на твоих драккарах. И викинги, и бонды. Луна не успеет состариться, как ты втрое увеличишь дружину. Мы же, тем часом, умаслим жрецов - одарим серебром, да дюжину трэллов принесем в жертву. Разумные ярлы сами примкнут к нам. Остальных купим, а упрямых отправим вкусить козлятины на пиру у Тора. К середине зимы соберётся тинг, и там, отец, тебя назовут конунгом! И, пусть мои кости вечно стынут в Хельхейме[69], ежели я заблуждаюсь!
Ульф теперь уж глядел на отца, будто на ровню. Собою доволен был. Да, и как не быть, коль этак ловко, да складно всё задумал. Свенальд же, постукивая перстами о стол, оставался хмур.
– Побереги свои кости. Ты заблуждаешься, мой сын,-вымолвил он, наконец.-Заблуждаешься в том, что думаешь, будто прежде схожие замыслы не приходили и в мою старую голову. Да, я бы смог стать конунгом. Хоть теперь же. Ярлы сбегутся ко мне. Сбегутся на мое золото, да на мою удачу, словно медведи на падаль. Иных будет не трудно соблазнить посулами, а кого и силой принудить. Но, что же после? Ярлам нет нужды ни в державе, ни во власти конунга. Лишь большой набег в силах до срока сплотить их. Можно опереться на бондов, но вольные дружины не сдадут так просто своих вольностей. Начнётся большая усобица, что мигом обескровит страну, и тут уж алчные даны не утерпят, чтоб не ударить в спину. Я потеряю державу, не начав толком править. Хорошо, коли жизнь сохраню. Потому, остаётся вновь жить набегами. Славными и великими, но набегами. Возглавив ярлов я мог бы и земли данов разорить, а хоть бы и сам Миклагард. А затем... вернуться в стылые воды и долгую зиму слушать завывания сырых ветров да хмельных скальдов[70]. И так до следующего похода. Нет сын, не о том мне мечтается!
Ульф улыбнулся, ни дать ни взять волчина оскалился.
– Но, ведь и мне не о том, отец. Пусть по сию пору не довелось бывать в землях предков, однако ж наслышан я о них немало. Ведаю, сколь скудны они на урожаи. И, хоть скальды поют иначе, знаю что бонды садятся за вёсла драккаров чаще от нужды, чем от желания прожить жизнь воина и найти смерть героя. Не много корысти владеть бесплодными скалами и хлопотно править своевольными хозяевами фьёрдов. Но отец, ведь не спроста я помянул Готланд. Готланд! Разве не там оседает добыча взятая в набегах? Разве не туда идут товары из богатых и дивных земель, что лежат к Полудню, да на Восходе? Торг на острове столь богат, что сей день лишь Хольмгард[71] его превосходит. Отец, я чаю видеть тебя конунгом Готланда! Да, земля там не столь плодоносна, однако с торгов нам хватит серебра дабы кормить сильнейшую дружину, и подобно конунгу франков Карлу, оградиться с моря каменными замками. Окрепнув же, сможем поглядеть и на вольные фьорды, и на владения данов[72], либо ободритов[73], а то и на земли Гардарики[74]...