– Какие же?-потупил взор Мал.

– Да полно, княже! Будто не ведаешь о чём речь? Что люба тебе Ольга не бабы уже, а твои гридни судачат.

Что тут ответишь? Всё так. Не о том ли давеча Вышата сказывал? Князь вздохнул, глянув в очи волхва. Прямо глянул, дерзко. Опостылело робеть, да прятать свою любовь, будто и впрямь не князь он, о отрок юный.

– А, коли и так, Древослав, что в том худого?!

– Что в том худого - долго сказывать, а мы спешим. Верно ли мыслю, что взяв Ольгу, на Киевский стол метишь?

– Верно,-согласился Мал.

– Вот это - ладно! Только, усидишь ли в Киеве рядом с Ольгой-то. Она ведь не та птица, что по двору ходит, но та, что вольно летает.

– Ведаю. А, мне другой и не надобно! Да, ныне и я уже не прежний. Добром не пожелает, так неволей пойдёт. Чтоб сговорчивей была, я княжича во свою вотчину отошлю. Сюда, в Искоростень. Под пригляд своих гридней, да и твоё, Древослав, тож. Уж верно выпестуете Святослава, как надобно.

Волхвы переглянулись и закивали головами то ли князю, то ли друг дружке.

– Стало быть, погибели княжичу не желаешь?

– Нет! Довольно с меня и старого. Не хочу Рюриковичей изводить. Возмужает Святослав, сам сядет в Киеве, как прежде у Олега с Игорем было.

Древослав сощурился лукаво.

– А не страшишься, что Святослав тебе за отца мстить станет, да сызнова древлян притеснять?

– Что взрастим,-развёл руками Мал.-Того и отведаем. К тому же, мыслю я Святослава родством с собою повязать. Дочь-то моя, Малуша, чем не жена ему?

– Разумны твои речи, княже, и замыслы с нашими чаяниями союзны. Однако, позволь подать тебе совет-другой. Как бы ни сложилось у тебя с Ольгой, стерегись её. Век жить с нею станешь - весь век и стерегись. Незавидная доля, да ты сам себе её избираешь. Коли Святослава на княжение прочишь, может ладно, что мать его изводить не желаешь, раз уж отца загубил. Сохрани живот и дядьке его. Тот, я слыхал, муж достойный и княжич к нему привязан. А вот Свенальда, сына его, Люта и гридня горбатого смерти предай. Купцов не слушай, они неуёмны в жадности, а нурманы те опасны. Да и племени твоему их погибель - отрада. Не то, как бы роптать не стали из-за Ольги-то. С прочими нурманами поступай, как знаешь. Наперёд могут сгодиться. Вои они умелые. За серебро, правда, служат, но у тебя серебра, коли казну Свенальда возьмёшь, в достатке будет. Но прежде всего, отвадь навек от наших пределов греческих жрецов! И прочих не пускай! Ни латинских, ни арапских, ни хазарских! Обещаешь ли?!

– Обещаю,-Мал посуровел ликом.-Слово княжье в том даю!

– Вот и ладно. А мы уж за тебя Богов просить станем.

– Так ведь принял же Перун нынче жертву,-удивился князь.-Дым-то вон как побагровел! Будто кровью налился. Уж верно поможет нам.

Древослав кивнул, задумавшись. Чтобы дым от любого огня багровым стал, только и надобно, что травы особые в прах истолочь, со смолой смешать, а после в огонь кинуть. Кинь в печь, так из печи кровавый дым пойдёт. Однако, князю о том ведать ни к чему.

– Поможет, княже, не сомневайся,-вымолвил, на прощание жрец, закидывая на плечо котому.-Ты уж ступай теперь. Негоже хозяину гостей надолго оставлять. Да, и нам пора. Прощай же, княже!

Волхвы поклонились разом, и один за другим пошагали прочь со двора. Мал же, глядя им во след гадал о чём же на сей раз умолчали божьи люди. С ними всегда так - о многом ведают, да не много поведают. Волхвы - сила с какой не потягаешься. Не теперь. Вот как станет Киевским князем, тогда...

Хотя, не время пока ни гадать, ни загадывать. Верно сказал Древослав - не в обычае гостей оставлять. Без княжьего догляда.

* * *

В Искоростене домов из камня не сыщешь. В Киеве ещё можно, хоть и не много, а в Искоростене ни единого. Кто ж станет камень тесать, коли вокруг вековым лесам края нет? Древляне испокон из леса кров себе ладят. Наловчились. Купцы да знать норовят хоромы из дуба да клёна поставить. У прочих - сосновые. Однако, и те и другие срублены крепко, а при всяком жилище - двор тыном обнесён. Над воротами, чтоб лихо отваживать, головы оленей да вепрей белеют, а у кого и медвежья голова прилажена, либо тура.

Иные дома ещё пращурами ставлены. За такие лета, небось и камень искрошится, а эти, кажись, только крепче становятся. К тому же, старики сказывают, будто не живет в каменной избе домовой, оттого что сама она мёртвая. А ежели так, то и людям в ней жизни не будет - хворь не одолеет, так жена загуляет, или того хуже - скотина издохнет. Древляне, о том ведая, из камня только печи да очаги складывают. Ну, кто-то ещё может под нижний венец валуны подсунуть, но остальное всё из дерева. Улицы, и те еловыми плахами мощёны. Ель смолиста, её гниль долго не берёт. Да, и зазоры меж плахами неспроста оставлены. Сквозь них вода в землю уходит, а на улицах сухо, хоть бы и в дождь.

Вот, греки у себя в Царьграде улицы камнем мостят, а вдоль них для воды канавы роют. Чудные они, греки. Это ж надо удумать - весь стольный град канавами изрыть!..

Одна беда с еловыми мостовыми - подковы их разбивают аж на щепы. Потому. верхом в Искоростене только князю да гридням ездить дозволено. Да, и то не праздно, а ежели нужда бывает. Прочие же - пешком. Ну, а товары, какие в руках не снести, можно в повозке на волах. Волы хоть и неспешны, но бремя могут великое тянуть.

Те улицы, что ведут к торговым рядам, либо княжему терему, так широки, что две повозки там без труда разъедутся. Остальные поуже, а в иных переулках, так и вовсе человек едва протиснется. Такими-то окольными переулками и старались ступать трое волхвов.