— Можно мне получить ватт ватт?

Они произносят это одновременно, и Джейк издаёт громкий смешок.

— Никогда не устареет, — сказал он, потрепав спутанные спросонья волосы Лексы. Джейк прошёл к углу кухни и взял другую кружку.

Кларк зашла на кухню, потирая сонные глаза. Она подходит к холодильнику.

— Вы двое — ботаники, — она берёт стакан, который ей передает папа и наливает в него свежий апельсиновый сок, который мама каждую неделю покупает в Whole Foods.

— Не ревнуй, Кларк, — сказала Лекса, и Кларк фыркнула, закатив глаза.

— Ревновать из-за чего? — она кратко целует Лексу в щёку и, обойдя стол, шлёпнулась на табурет. Кларк делает глоток сока и облизывает губы. — Из-за нелепых каламбуров, от которых засмеялся бы только десятилетний?

Глаза Лексы расширились:

— Воу. Я должна быть гением, чтобы учиться в колледже в десять лет. Это поразительно.

— Ты думаешь, это поразительно? — встревает Джейк, наливая и в свою кружку сок. Он делает глоток, а затем снова садится рядом с Лексой, прислоняясь к столу. — Попробуйте иметь жену и ребёнка, а ещё и полный рабочий график инженера, и всё это в десять лет. Вот это — поразительно.

— Это должно быть неимоверно тяжко, сэр.

— Да, мисс, так и есть, — торжественно произносит Джейк. С драматичным вздохом, он держит свой сок. — Апельсиновый сок, уверен, что не хочешь, чтобы я отдал тебя Кларк?

Лекса фыркает в свой кофе, и Кларк закатывает глаза, смеясь.

— Я ненавижу вас обоих.

Усмехнувшись, Джейк говорит:

— Когда я умру, я готов завещать свою кружку Лексе, чтобы она могла мучить тебя этим, пока смерть не разлучит вас.

Лекса приложила руку к груди.

— Я тронута.

— Ты и должна быть тронута.

— А что ты мне завещаешь? — спросила Кларк, и Джейк наклоняет голову, словно обдумывая свой ответ на мгновение, а затем пожимает плечами.

— Я завещаю тебе Лексу.

— О, ты счастливица, Кларк, — сказала Лекса, улыбаясь во все тридцать два зуба. Кларк буквально тает при этом виде.

Смотря на свою девушку, она сказала:

— Ты не можешь завещать мне Лексу, пап. Она уже моя.

Лекса подмигивает ей над своей кружкой, прижимаясь к тёплой керамике своим подбородком. В этот момент она клянётся, что аромат кофе и домашний запах — одно и то же.

***

Животом она прислонилась к краю стола, голова Лексы облокотилась на деревянную дверь шкафчика, она смотрит вниз, в свой кофе. Тонкие пальцы потирают поношенное изображение мультяшной лампочки, от старости картинка кое-где размыта в жёлтых и чёрных тонах. Керамика горячая под пальцами, почти жжёт, но Лекса не убирает руку.

Этот ожог — жгучее клеймо, держащее её в настоящем, когда каждая клеточка в теле жаждет вернуться во времени, в прошлое.

Тело тяжелеет, словно на её грудь возложили камни, а цепи прикрепили к лодыжкам. Днями каждое движение было медленным и вялым, словно Лекса пытается выбраться из сухого цемента. Каждая мысль — словно попытка пройти через сито. На мягкую плоть человека когда-то нажимали против его воли. Мысли о Кларк всегда проходили между венами, доминируя и выживая.

Каждый её дюйм съеден «делать, чтобы существовать», каждый дюйм почти запретен, и всё это оставляет мурашки на грёбаной коже.

— Привет.

Лекса закрыла глаза, слыша голос Костии. Она хватается за кружку и испускает тихий, длинный вдох, после чего призывает каждую унцию энергии, которая остаётся в её костях, и выпрямляется. Обернувшись, она заставляет себя улыбнуться, и говорит:

— Доброе утро.

Открытое пространство их маленькой кухни словно вбирает в себя целые галактики, которые отдалены друг от друга, и девушек бросило на разные из них. Они плавают в противоположных орбитах, смотрят друг на друга издали, и Лекса чувствует слабость в своём животе. Когда она отвязала себя? Когда успела уйти настолько далеко?

— Ты рано встала, — сказала Костиа, потирая правый глаз под очками с оранжевой оправой, которые она носит, когда нет контактных линз. Она одета в клетчатые боксёры Лексы, которые так облегают её бёдра, что ткань натягивается, на ней широкая хлопчатобумажная футболка, и, не смотря на то, что этот вид обычно нравится Лексе, сейчас она не может насладиться им. Зелёные глаза смотрят вокруг, отчаянно нуждаясь в чём-нибудь, хоть в чём-то, на что ещё можно было бы смотреть. — Даже солнце ещё не проглядывает.

Лекса коротко кивнула, но ничего не говорит, всё ещё сжимая свою кофейную кружку, словно спасательный круг. Она держит её у груди, словно стараясь согреть ледяную стену, которую она ваяла из шепчущего дыханиия Кларк напротив своих щёк и из нынешних ощущений. Костиа не любит холод.

— Думаю, ты так рано встала из-за банкета в своём отделе, — сказала Костиа. Она указательным пальцем чешет область позади уха и неловко перешагивает с ноги на ногу.

Лекса прокашлялась, её кожа всё ещё свербит. Это ощущение только увеличивается с каждым движением ноги Костии, их взаимный дискомфорт и напряжение поселились между ними несколько месяцев назад, словно рак, который скрывается всё ниже и ниже.