– И для чего же?

– Для такой обыденной вещи как политика, мистер Пэлем. Тогда шел 1540 год, самый разгар Реформации, а орден иезуитов стал для папы инструментом теологической борьбы с ересью протестантизма. С тех пор прошло уже 427 лет и сейчас в мире живет около семисот миллионов человек, кто называет себя протестантами. Так что судите сами, насколько успешно иезуиты отрабатывали свой хлеб. Хотя, как христианин я не вправе никого осуждать.

– Как же вы тогда работали в Инквизиции?
– решил поймать его на слове Ник.

– Я был всего лишь квалификатором, а не инквизитором.

– И что это значит?

– Выражаясь современным языком, я был экспертом в области права, а не прокурором, и, тем более, не был судьей.

– И скольких после вашего экспертного заключения отправили на костер?
– Ник тут же пожалел, что спросил это, ибо вслух вопрос прозвучал очень грубо.

– За десять лет службы только одного, - без тени обиды ответил Мурсиа.

– Всего?

– Вам мало?
– поддел он Ника.

– Да нет, - растеряно произнёс тот, - просто думал, что вы скажете про пятьдесят или сто человек.

– Стольких заподозренных в ереси я опрашивал в год.

– И что с ними было потом, после вас?

– Они каялись и отрекались от ереси.

– А потом?

– Потом возвращались домой и жили как раньше. Вам дико это слышать, мистер Пэлем, или вы думаете, я вас обманываю?

– Нет, что вы, - поспешил заверить его Ник, - просто это не совсем то, что мне приходилось читать и слышать об Инквизиции.

– Разумеется не то. История, знаете ли, делится на подлинную и ту, что описана в учебниках. А та, что описана в учебниках, расщепляется на множество других историй, на любой вкус, так сказать.

– То есть, всё было не так как в книгах, - заключил Ник.

– Видимо, вы ожидали услышать от меня что-то об охоте на ведьм...

– Если честно, да.

– Тогда спешу вас разочаровать. На ведьм охотились протестанты, а не католики. Особенно в вашей старой доброй Англии. Это у вас несчастных женщин сдавали властям за вознаграждение, а после вешали или топили.

Тут Пэлем не мог не заступиться за честь страны.

– Можно подумать, испанская Инквизиция была образцом человеколюбия.

– Покаяние, мистер Пэлем, вот и всё, что было нужно для свободы. Ни пытки, ни штрафы, только раскайся в грехе и никто не тронет тебя и пальцем.

– Вот так просто? Извиниться, сказать, что заблуждался и никакого костра?

– Игнатий Лойола так и сделал, - ответил бывший квалификатор, хитро улыбнувшись.

– Жалеете, что тогда ему поверили?

Мурсиа пожал плечами и ничего не ответил.

– А тот единственный ваш подследственный, которого отправили на костер, что же, не захотел каяться? Даже для вида?

Мурсиа еле слышно вздохнул. Видимо ему до сих пор было неприятно вспоминать о том человеке и его участи:

– Он искренне верил в то, что считал правдой и не захотел отрекаться от ереси, ни искренне, ни для вида, как бы я его об этом не просил и не уговаривал.

– Так вы просили его солгать перед судом?
– поразился Ник.

– Я знал немало закоренелых грешников, которые к концу жизни всем сердцем отрекались от зла и начинали вести жизнь праведников. Я верю в искупляющую силу покаяния, и верю, что прийти к нему никогда не поздно, главное только прийти. Но... полагаю, вы тоже не считаете абсолютно все законы своего королевства справедливыми и мягкими. К тому же тот человек помимо ереси обвинялся и в убийстве посредством яда. К смерти его приговорил светский суд, так как церковный не имел на это право.

Странным получился это разговор, даже грустным. С полчаса они ехали в абсолютном молчании, пока Ник снова не спросил:

– Как же вы не разуверились в церкви после того как Лойолу назначили главой ордена иезуитов?

– Мистер Пэлем, если бы я связывал каждое действие папы с чистотой веры, то давно бы уже был атеистом.

– Но ведь Лойолу сделали святым, - не отставал тот.

– Это значит, что и папа может ошибаться.

– Как же так?
– поразился молодой человек.
– Разве католики не считают, что папа непогрешим?

– Папа непогрешим лишь в вопросах веры и морали. Этот догмат был принят только в 1870 году. А Лойола стал генералом ордена иезуитов в году 1541.